Вокруг и около
Шрифт:
Мэтра с коллегой связывали отношения, которые трудно называть товарищескими – из-за значительной разницы в годах. Непросто считать их и деловыми – по причине очевидной душевности в общении, и тем более панибратскими – в силу воспитанности младшего коллеги. Думаю, уместнее говорить о взаимном уважении.
Мэтра я знаю не столь близко, сколь давно. Высокое положение в научной, общественной и, в известном смысле, политической иерархии делает его узнаваемым не только по неизменному стилю в одежде, но и активным действиям, которые в зависимости от перемен в общественном порядке также способны переходить в решительное
Те высоты в науке, которые он брал самостоятельно, и та многообразная педагогическая, научная и общественная, деятельность, с которой справляется благодаря академической успеваемости, позволяют жить и получать от жизни по делам. Впрочем, здесь, кажется, уместны слова одного политика: «Я хорошо знаю себе цену – она всегда выше моей зарплаты», но тут вопрос отменяет полная самодостаточность мэтра.
В этом смысле он определенно счастлив. Ибо несчастен тот, кто получает удовольствие с позволения другого индивидуума. Отношение к сковывающим аксессуарам из личного гардероба у него точно такое, как в свое время у Альберта Эйнштейна к носкам: «В юности, – вспоминал Эйнштейн, – я обнаружил, что большой палец ноги рано или поздно проделывает дырку в носке. Поэтому я перестал надевать носки». Свободе движений мэтра мешали галстуки, и он перешел на водолазки.
Внимательный читатель должен бы обратить внимание на то, что все, что говорится о мэтре, говорится в настоящем времени: никаких «учился», «стремился», «молился». Объясняю почему.
Некоторое время назад его фотографию по ошибке поставили в некролог однофамильца, и это позволило потерпевшему сказать, будто он уже частично оплакан. Что в какой-то степени отражало чаяния определенной группы товарищей. Потому как были и остаются люди, которые мэтра ненавидят (а можно ли любить того, кто для тебя недосягаем?), но он этим гордится, утверждая, что иное их отношение его бы только оскорбило.
Что делает человек, оказавшись в положении мэтра, но не являясь им по сути? Правильно. Он сильно обижается (возможно, очень сильно), требует опровержений, грозит кому надо судом и осыпает кого не надо проклятьями.
Как поступает человек, если он мудр? Он не придает ляпу особого значения, потому что, во-первых, ляп он и есть ляп и, во-вторых, когда тебе за семьдесят, то на многое уже наплевать. Если же человек не просто мудр, а еще и ироничен, то садится писать автонекролог. Тем, кто не читал, как мэтр прощается сам с собой, настойчиво рекомендую. Будет над чем задуматься.
…Между тем, теплая встреча в «Дол-ма-ма» вступала в стадию, которая для ереванцев, понимающих что к чему, отнюдь не финиш, а предчувствие категории «еще не вечер». Бессмертную национальную идею «не останавливаться на достигнутом» озвучил, обосновал и реализовал мэтр. Так мы оказались у него в гостях.
Дом по Московскому проезду озадачил неосвещенным подъездом и той грустной тишиной за дверью, которая говорит о длительном отсутствии хозяев. Ощущение одиночества (не путать с покинутостью) не оставило и в квартире мэтра, но исчезло, растворилось, ушло, стоило только войти в его кабинет, оглянуться, чтоб, увидев картины на стенах, остановиться.
Автора,
К примеру: «Человек силен, если он опирается на родную землю»; «Время, отпущенное каждому в жизни на Земле, ограничено, но оно достаточно для любви, творчества и свершения больших дел»; «Уходя, не гасите свет»; «Чтобы долго и молодо жить, надо уметь правильно стариться, неустанно творить, честно любить, никому не завидовать и жить в окружении прекрасного». И еще многое другое.
Что относится к последнему, то оно присутствовало в жизни мэтра долгие годы, остается с ним и сейчас, в чем немалая заслуга его молодого коллеги.
...
Необходимые уточнения: под прекрасным автор имеет в виду молодежь, студенческую – прежде всего.
Мэтр, если кто не догадался, – это академик Сергей Александрович Амбарцумян, многие годы ректор Ереванского университета, ныне друг и коллега Армена Размиковича Дарбиняна, ректора Российского-Армянского (Славянского) университета, члена-корреспондента Национальной Академии наук.
Первый оставил стране созвездие думающих, знающих и умеющих. Второй делает то же, но сегодня. Делают вместе. И пока такая связь времен, людей и дел будет продолжаться, причитания по поводу того, что Ереван теряет интеллектуальное лицо, определенно преждевременны.
Всё в порядке!
Иван Иванович Арутюнов, майор госбезопасности, служил телохранителем у Сурена Акоповича Товмасяна, первого секретаря ЦК Компартии Армении, освобожденного от занимаемой должности по необходимости «в связи с переходом на другую работу», что тотчас же повлекло за собой смену занятий и его верного оруженосца. Ивана Ивановича определили в комитет партийно-государственного контроля Армянской ССР – заниматься хозяйственными делами. Что бы это значило в действительности, в двух словах не скажешь, а в трех – долго, потому переходим к делу.
Все, кто знали Иван Иваныча, помнят его отличительные черты, это, во-первых, исключительная порядочность в плане чисто человеческом и, во-вторых – и любовь к порядку. Придя на службу и убедившись, что всё в ажуре, Иван Иваныч с легким сердцем спускался к входным дверям встречать Египте Тевосовича Асцатряна, главу комитета, чтоб проводить до дверей кабинета. Никто его к этому не принуждал, охрана по тем временам полагалась исключительно первому лицу республики, а не каждому третьему, как сегодня, но наработанные годами навыки ветерана компетентных органов требовали именно такого поведения. Само лицо Иван Иваныча словно говорило: «Враг обезврежен, мин нет. Всё в порядке!».