Вокруг красной лампы
Шрифт:
– Как, разве вы не зайдете к миссис Эсдэль?
– спросила она, выходя к нему навстречу.
Миссис О'Джеймс была небольшого роста. Все в ней, начиная от роскошных локонов ее светлых волос до изящных туфель, выглядывавших из-под юбки ее светло-кофейного цвета платья, было в высшей степени женственно. Одну свою тонкую затянутую в перчатку руку она протянула профессору, тогда как другой придерживала толстую книгу в зеленом переплете. Ее уверенные и спокойные манеры изобличали в ней зрелую светскую женщину, но в ее больших смелых серых глазах и чувственном своенравном рте сохранилось
– Вы, конечно, зайдете к миссис Эсдэль?
– повторила она, и в ее устремленных на него глазах было смешанное выражение вызова и ласки.
– Я пришел не к миссис Эсдэль, - ответил он все с тем же холодным и серьезным видом, - я пришел к вам.
– Конечно, мне очень лестно слышать это, - сказала она.
– Но что будут делать студенты без своего профессора?
– Я уже покончил с своими академическими обязанностями. Возьмите мою руку и пройдемтесь по солнышку. Не удивительно, что восточные народы боготворили солнце. Это великая благодетельная сила природы - союзник человека в его борьбе с холодом, бесплодием и всем тем, что враждебно ему, Что вы читали?
– Хэля, "Материя и жизнь".
Профессор приподнял свои широкие брови.
– Хэля!
– сказал он и затем повторил еще раз почти шепотом: - Хэля!
– Вы не согласны с его взглядами?
– Дело не в том, что я не согласен с его взглядами, Я слишком ничтожная величина. Но все направление современной научной мысли враждебно его взглядам. Он превосходный наблюдатель, но плохой мыслитель. Я не советовал бы вам в своих выводах основываться на взглядах Хэля.
– Не правда ли, я должна читать "Хронику природы", чтобы парализовать его пагубное влияние?
– сказала миссис О'Джеймс с нежным, воркующим смехом.
"Хроника природы" была одной из тех многочисленных книг, в которых профессор Энсли Грэй развивал отрицательные доктрины научного агностицизма.
– Это неудачный труд, - ответил он, - и я не могу рекомендовать вам его. Я охотнее отослал бы вас к классическим сочинениям некоторых из моих старших и более красноречивых коллег.
Наступила пауза. Они продолжали ходить по зеленой, словно бархатной, лужайке, залитой ярким солнечным светом.
– Думали ли вы, - спросил он, наконец, - о том предмете, о котором я говорил с вами вчера вечером?
Она ничего не сказала и продолжала молча идти рядом с ним, слегка отвернувшись в сторону.
– Я не буду торопить вас, - продолжал он.
– Я знаю, что такой серьезный вопрос нельзя решить сразу. Что касается меня, то мне пришлось-таки поломать голову, прежде чем я решился намекнуть вам о своих намерениях. У меня не эмоциональный темперамент, тем не менее в вашем присутствии я сознаю существование великого эволюционного инстинкта, делающего один пол дополнением другого.
– Следовательно, вы верите в любовь?
– спросила она, окинув его сверкающим взглядом.
– Я вынужден верить.
– И несмотря на это, вы все-таки отрицаете существование души?
– Насколько эти вопросы относятся к области
– Как вы неумолимы!
– воскликнула она.
– Вы низводите любовь до уровня простого физического явления.
– Или возвышаю область физических явлений до уровня любви.
– Ну, это гораздо лучше, - воскликнула она со своим симпатичным смехом.
– Это, действительно, очень красиво, и с этой точки зрения наука является в своем новом освещении.
Ее глаза сверкали, и она тряхнула головой красивым своенравным жестом женщины, чувствующей себя хозяйкой положения.
– У меня есть основание думать, - сказал профессор, что кафедра, которую я занимаю здесь, только этап на пути к гораздо более широкой арене научной деятельности. Однако даже эта кафедра дает мне около полутора тысяч фунтов в год; к этому нужно прибавить несколько сот фунтов дохода с моих книг. Поэтому я имею возможность обставить вас всем тем комфортом, к которому вы привыкли. Этим, я полагаю, исчерпывается материальная сторона дела. Что же касается состояния моего здоровья, то оно всегда было превосходно. В течение всей своей жизни я ни разу не был болен, если не считать приступов головных болей вследствие слишком продолжительного возбуждения мозговых центров. У моих родителей также не было никаких признаков предрасположения к каким-нибудь болезням, но я не скрою от вас, что мой дедушка страдал подагрой.
Миссис О'Джеймс имела испуганный вид.
– В чем заключается эта болезнь?
– В ломоте в членах.
– Только-то! А я подумала Бог знает что!
– Это серьезный прецедент, но я надеюсь, что не сделаюсь жертвой атавизма. Я привел все эти факты потому, что считаю их факторами, которые вам не мешает принять в расчет, когда вы будете решать вопрос, как отнестись к моему предложению. Могу я теперь спросить вас, находите ли вы возможным принять его?
Он остановился и посмотрел на нее серьезным, вопрошающим взглядом.
В ней очевидно происходила сильная душевная борьба. Ее глаза были опущены вниз, своей маленькой ногой она нетерпеливо ударяла по земле, а ее пальцы нервно теребили цепочку. Вдруг быстрым, резким движением, в котором было что-то беспомощное, она протянула руку своему собеседнику.
– Я согласна, - сказала она.
Они стояли под тенью боярышника. Он нагнулся и поцеловал ее затянутую в перчатку руку.
– Я хотел бы, чтобы вам никогда не пришлось жалеть о своем решении, сказал он.
– А я хотела бы, чтобы вам никогда не пришлось жалеть об этом, воскликнула она.
В ее глазах стояли слезы, а ее губы подергивались от сильного волнения.
– Пойдемте опять на солнце, - сказал он.
– Оно в высокой степени обладает способностью восстановлять силы. Ваши нервы расстроены. Вероятно, маленький прилив крови к мозжечку и Вароллиеву мосту. Это весьма поучительное занятие - сводить психологические и эмоциональные состояния к их физическим эквивалентам. Вы чувствуете под собой твердую почву точно установленного факта.