Вокруг мира на 80 поездах. 72 000 километров новых открытий
Шрифт:
Спустя час после заказа нам принесли тарелку чипсов, лоснившихся от масла и покрытых укропом. Еда явно не была сильной стороной этого поезда, и скорее это был вагон-бар, чем вагон-ресторан, но стоит заметить, ассортимент здесь был обширнее, чем черный хлеб и яичница. В вагоне была красная подсветка, красные сиденья и играл евродэнс, по атмосфере все напоминало подвальный бар в Сохо, такой, в котором обычно оказываешься ближе к концу ночи, когда найти что-то получше уже просто нереально. Все, кто был по-настоящему голоден, устраивали пикники в своих купе: столы ломились от фруктов, пакетированных соков и сушеного омуля, завернутого в газеты, видимо, очень популярного у местного населения. В коридоре вагона стоял слабый аромат рыбы, нарезанной тонкими и длинными ломтями. Выпив четвертую пинту, Александр Второй решил, что настало
– Он все шутит, что я владею множеством государственных тайн, так как работаю в судебной системе, и думает, что я собираюсь поведать их вам. Переживает, что вы шпионы.
– А он сам, случайно, не шпион? Или, может быть, шпион ты?
– Я не переживаю.
Я не поняла его ответа.
– Много ли ездят на поездах?
– Да, в России часто ездят на поездах. Это второй по популярности вид транспорта после автомобилей. Здесь вполне терпимые условия. Если бы не было этого поезда, не знаю, как многие пассажиры могли бы добраться до нужных мест.
– Этот поезд считается комфортным?
– О нет, это помойка! На мой взгляд, он ужасен. Я его ненавижу. Ненавижу ездить в Киров, настолько мне не по нраву этот поезд. А вы вообще сумасшедшие, раз вам пришло в голову на него сесть.
Александр Второй вернулся с зеркальным фотоаппаратом и ткнул на мой блокнот.
– Ему нравится твой почерк, считает, что он очень красивый, – сказал Александр Первый. – Спрашивает, можно ли его сфотографировать.
Пораженная его изобретательностью, я было собиралась ответить, как вдруг Александр Второй схватил блокнот и начал фотографировать страницы так, словно это было место преступления. Государственных тайн в нем точно не было, и единственное, что он мог там обнаружить, если планировал перевести текст, – это несколько довольно скучных описаний берез и претенциозные записки на тему зависимости эволюции людей от окружающего их ландшафта.
С другой стороны вагона в нашу сторону двинулся старик в майке-алкоголичке и, поравнявшись с нами, навис над нашим столом. Взяв мою руку в свою, он произнес длинный монолог, прежде чем ее поцеловать, а затем вернулся к своему столику, откуда продолжал пристально наблюдать за нами из-за банок пива Stella.
– Что это было? – спросила я.
– Это он так вас поприветствовал, – ответил Александр Первый. – Это был способ показать, что вам рады в России и в этом поезде в частности.
– Это мило, – заметил Джем и улыбнулся мужчине.
Переполненный эмоциями, Александр Второй внезапно вскочил и пожал нам руки, а затем бросился обниматься и даже впервые улыбнулся. От него пахло пивом и свежим потом, на моей щеке остался мокрый след. Из-за его плеча я увидела Оксану, качавшую головой.
В полном изнеможении мы вернулись в купе, где я выудила из наших запасов лапшу быстрого приготовления в пластиковом стакане и вышла в коридор, чтобы наполнить его кипятком. В каждом вагоне стоял самовар, который идеально подходил для заваривания чая и лапши, а также для быстрого застирывания вещей и задушевных разговоров. Джем вышел из купе, чтобы почистить зубы, а я ждала, пока стаканчик с лапшой слегка остынет, в этот момент дверь в вагон распахнулась и появился мужчина, который до этого целовал мою руку, – на майке у него было большое пятно от борща, – и вновь потрогал ее. Я вежливо, но настороженно улыбалась, когда он опять начал придвигаться ко мне и внезапно схватил за запястье и поцеловал в плечо. Инстинкт подсказывал мне, что нужно вылить на него кипяток из стаканчика, но мне было жаль переводить еду, я была голодна. В панике я использовала свою незанятую руку, чтобы постучать в дверь проводнику как раз в тот момент, когда мужчина обнял меня за талию. Наш проводник был приветливым молодым человеком, он немного шепелявил, и по стечению обстоятельств звали его тоже Александр – или Саша. Как-то раз мы провели полдня, обмениваясь монетами из разных стран. Я взмолилась, чтобы он оказался в своем купе. Саша открыл дверь и тут же оторвал руки мужчины от меня, причем реакция была настолько молниеносной, что сразу было понятно, что это не первый раз, когда ему приходится заниматься подобным. Оттолкнувшись от стены, Саша протиснулся между нами
– Нет, нет, нет, no, no, – сказал Саша.
– Сувенир, – ответила я. – Чарльз Диккенс.
Его лицо посветлело.
– А-а-а! Хорошо! Рубль-рубль! – воскликнул он, протягивая мне калькулятор. Я вбила курс обмена валюты, а он пристально наблюдал за моими подсчетами, и тут его рот раскрылся от удивления:
– Ба-а-а!
– Сувенир, – повторила я.
– Йес, йес, – сказал Саша, с восторгом взирая на банкноту.
Было маловероятно, что он в итоге сохранит сумму в 800 рублей в качестве сувенира, но это я оставила на его усмотрение. Десять фунтов – хорошие чаевые за 5 дней, свободных от приставаний.
В ту ночь я лежала на своей полке, а в голове кишели мысли. Может быть, я подала какие-то сигналы, тем самым позволив мужчине поцеловать мою руку? Может, он не заметил, что я с Джемом? Или воспринял это как соревнование? Пока я путешествовала одна, одевалась крайне сдержанно, примерно как горничная викторианской эпохи, я не поднимала глаз, проводила время, уткнувшись в свой блокнот, но все же характер моей работы заставляет меня быть вовлеченной в происходящее вокруг, быть открытой и коммуникабельной. Во время путешествия по Индии ко мне часто приставали и даже издевались, и никогда я не давала для этого повода, просто там ответственность полностью ложится на женщин – одеваться в длинное, прикрываться по максимуму, отводить взгляд, держаться подальше от улиц, уходить домой как можно раньше и не выходить после наступления темноты, путешествовать только с компаньонкой. Никто не диктовал мужчинам, что следует делать им: не пялиться, не преследовать женщин и уже тем более не насиловать их. Эта несправедливость заставляла меня распаляться все больше. Именно поэтому так мало женщин решается изучать мир без сопровождения мужчин: они слишком боятся того, что один из них может с ними сделать.
Был вечер вторника, наш второй день в этом поезде, и с нами в купе теперь ехали отец и сын из Голландии, по имени Франц и Ренс, подсевшие в Екатеринбурге. Они появились в дверном проеме в фиолетовой вспышке электрического света, с их обуви ручьями стекала вода. Ренс только что закончил университет, и они с отцом отправились в шестинедельное путешествие на поездах из Амстердама в Пекин. Франц и Ренс оказались очень веселыми и добродушными малыми и, кроме того, идеальными попутчиками – мы делились разными историями из поездок за металлическими кружками с растворимым кофе «Нескафе», поедая бублики и маленькие, очень сладкие ягоды клубники, купленные на платформе в Перми. Они были путешественниками со стажем – останавливались только в русских семьях, с которыми договаривались заранее, – и с радостью делили с нами мороженое. После того вечера единения Александр Первый сошел на своей остановке в Кирове, а Александр Второй провел большую часть ночи за ссорой со своей девушкой, а оставшуюся – в похмелье, после чего следующие четыре дня предпочитал нас игнорировать.
– Транссибирский поезд не задумывался как роскошный и комфортабельный экспресс, в котором можно насладиться видами, распивая шампанское, сидя в мягком кресле. Его предназначением была перевозка русских крестьян в Сибирь. Вы знали, что в период между 1891 и 1914 годами более 5 миллионов людей отправилось туда за лучшим будущим и перспективами? – спросил Джем.
– А ты знал? Или ты сейчас просто продекламировал вслух строки из путеводителя Ренса?
Джем посмотрел на полку над собой.
– Вообще, может, и знал. По крайней мере, теперь мы можем быть уверены, что едем на аутентичном крестьянском поезде, а не на рекламной завлекаловке для туристов. – Он перевернул страницу и продолжил чтение. – Его еще называли «караваном», потому что он проходил одновременно через огромное количество городов и по беспросветной глухомани.
– Мне не нравится этот термин, – сказал Ренс, заново завязывая волосы в хвост. – Только городские могут называть отдаленные от них места глухоманью. Звучит предосудительно.