Вокруг Ордынки (Портреты)
Шрифт:
Анна Андреевна и Лидия Корнеевна неодинаково относились не только к Тургеневу, Герцену, Чехову и к алкоголю. Совсем по-разному они смотрели и на личность К. И. Чуковского. В то время как дочь испытывала к нему неподдельную любовь и восхищение, Ахматова оценивала его вполне объективно. Она безусловно признавала его ум, выдающиеся литературные способности, но ставила ему в вину когда-то опубликованную статью "Две России". (Идея там такая: поэзия Маяковского олицетворяет обновленную страну, а стихи Ахматовой - старую.)
До революции Чуковский
Язвительность и даже ехидство были неотъемлемой чертой Чуковского. И если Анне Андреевне передавали какое-нибудь его злое bon mot, она с особенной интонацией произносила:
– Добрый, добрый Корней Иванович...
Когда он устроил на своей даче библиотеку для местных детей, Ахматова отозвалась об этом так:
– Просто Корней знает, что богатые люди должны помогать бедным. А остальные в Переделкине даже этого не знают.
И еще я запомнил, как она говорила:
– Корней не был в Третьяковке сорок лет. Он посмотрел современный отдел, пришел домой и сказал: "Почему я не ослеп раньше?"
Как известно, Чуковский - это псевдоним, на самом деле его звали Николай Васильевич Корнейчуков. От Ахматовой я слышал о том, как псевдоним появился: в пылу полемики кто-то употребил словосочетание "корнейчуковский подход" или что-то в этом роде... Так родилось на свет столь знаменитое литературное имя.
В советское время не менее известен был писатель по фамилии Корнейчук. Это был украинский драматург, обласканный властями и даже занимавший высокие должности. И я помню, как Л. К. Чуковская рассказывала:
– Корней Иванович мне сказал: "Я буду являться тебе ночью в виде домашнего привидения и говорить: "Лида, я открою тебе страшную семейную тайну: наша фамилия - Корнейчук"".
Отношения Ахматовой и Лидии Корнеевны в свое время были омрачены ссорой, они не общались в течение десяти лет, со времени войны и вплоть до 1952 года. Уже на моей памяти, в конце пятидесятых, их дружба подверглась еще одному испытанию, и причиной тому стал наш с братом Борисом близкий приятель, родной племянник Чуковской Женя.
Увы, с Лидией Корнеевной случилось то, что, как известно, произошло со всеми москвичами: ее "испортил квартирный вопрос". Она со своей дочкой Люшей жила на улице Горького в квартире, которая принадлежала Корнею Ивановичу. А на даче в Переделкине рос и воспитывался сын убитого на войне ее брата Бориса.
В пятидесятых годах Женя Чуковский окончил школу и поступил в Институт кинематографии. Ездить всякий день из Переделкина к месту учебы было затруднительно, и Корней Иванович выделил внуку комнатку в квартире на улице Горького.
У Лидии Корнеевны были к племяннику претензии вполне коммунального свойства: Женя не вымыл за собою ванну..., он разбросал на кухне
Надо сказать, Ахматова в этом конфликте решительно взяла сторону Жени. Она, например, говорила:
– Неужели бы я стала считать, сколько раз при мне мальчики Ардовы выходили в трусах?..
Кроме Анны Андреевны в этот конфликт были вовлечены и некоторые другие дамы - тогдашние приятельницы Чуковской. Я помню, как у нас на Ордынке Маргарита Алигер громко осуждала Женю за его "проступки". Это говорилось моему младшему брату, который ни слова не проронил в ответ. А когда Алигер окончила свой монолог и удалилась, Боря мрачно поглядел ей вслед и сказал:
– Подумаешь, Марина Цветаева...
Каковая реплика привела Ахматову в совершенный восторг.
И еще подобное воспоминание. Наталья Ильина в свою очередь произносила гневную речь в защиту "обижаемой" Лидии Корнеевны. Между прочим, она говорила:
– Женя, со своим отвратительным лицом...
Ахматова жестом прервала ее и гневно сказала:
– Я слышать не могу, когда кого-нибудь ругают за некрасивую внешность!
По счастью, конфликт Лидии Корнеевны с племянником продолжался недолго. В 1958 году Женя познакомился с дочерью Шостаковича Галей. Они полюбили друг друга, вскоре поженились, и Дмитрий Дмитриевич предоставил им жилье.
Честное слово, я бы не стал вспоминать эту неприглядную историю, кабы она не аукнулась совсем недавно и самым постыдным образом. 7 декабря 1997года мой приятель Евгений Борисович Чуковский скончался, и его решили похоронить на Переделкинском кладбище, рядом с дедом и бабкой. Но этому категорически воспротивилась дочь Лидии Корнеевны Люша (Елена Цезаревна Вольпе), а именно она является душеприказчицей Корнея Ивановича. Бедный Женя, при жизни его выживали из квартиры любимого деда, а после смерти не дали лечь рядом с ним...
Но вернусь к Лидии Корнеевне. После смерти Ахматовой я виделся с нею раза два или три. Более всего запомнилось мне, как я побывал у нее в гостях осенью 1971 года. Я пришел показать ей только что написанные свои рассказы, которые для печати не предназначались. Чуковская приняла меня очень тепло. Незадолго до этого она вышла из больницы и говорила мне:
– Врачи подозревали, что у меня рак легкого. Но потом выяснилось, что это - туберкулез. И тогда все стали меня поздравлять, как будто я родила тройню...
Рассказы мне пришлось читать вслух, зрение у Лидии Корнеевны было неважное... Прочитанное она похвалила, сделала несколько незначительных замечаний и торжественно, как бы принимая меня в русскую литературу, произнесла:
– Ну вот, теперь я буду знать, что есть такой писатель - Миша Ардов.
Чего греха таить, в те минуты я отнесся к этому вполне серьезно...
Потом мы с ней беседовали о политике, о литературе... Заговорили о Солженицыне... И тут Лидия Корнеевна сказала фразу, которую я запомнил на всю жизнь: