Вокруг Петербурга. Заметки наблюдателя
Шрифт:
Супруги Федуловы. Фото 1920-х годов
Отец и сын Федуловы – Джон и Дмитрий Тимофеевич – на даче в Володарской (Сергиево) под Ленинградом, близ Стрельны. Фото 1939 года
Несмотря на то, что Дмитрий
«В отпуск отец возил нас в деревню Волково к бабушке, – вспоминает Джон Дмитриевич. – Мы катались на лодке, переметом ловили рыбу. Ездили на мотоботе к старшему брату отца – дяде Ивану в Усть-Лугу, где он был директором рыбозавода. Любил отец поработать молотом в кузнице у брата. Когда бывали у дяди Ивана в Усть-Луге, его жена пекла пироги с рыбой. Очень хорошим кушаньем было «макание», когда сдобные булочки из русской печки макали в запеченные в той же печке сливки с яйцом и медом. А как отец любил свежие огурцы с грядки – с медом! В нашей ленинградской квартире всегда пахло копченой и вяленой рыбой. Дядя Иван присылал копчености, лососину, вяленую рыбу, маринованные миноги в бочонке, копченые угри. С тех пор любовь к рыбе у меня сохранилась на всю жизнь…».
Но не все было так безоблачно. В 1930-х годах родные Дмитрия Тимофеевича попали под жернова сталинских репрессий. Старший брат Иван, директор рыбозавода в Усть-Луге, был арестован в 1938 году и сгинул в ГУЛАГе. В том же году пострадала и старшая сестра Дмитрия Федулова. Ее муж, Николай Емельянов, имел родных по ту сторону границы с Эстонией, проходившей совсем рядом. Вероятно, они общались друг с другом, может быть, – нелегально. Потом – арест по доносу. Всю семью «за связь с родственниками за границей» в 1938 году на пятнадцать лет выслали в Сибирь. Так они оказались в селе Зырянка Томской области – местах глухих, таежных. Там прожили весь положенный срок, «от звонка до звонка», а потом уже не стали возвращаться обратно – остались в Сибири…
Когда началась война, Дмитрий Тимофеевич работал в системе Главленхлоппрома, его жена – в райисполкоме Дзержинского района Ленинграда. Сын Джон перед войной закончил пятый класс.
«Мы играли в лапту, в казаки-разбойники, но чаще в прятки и в войну, – вспоминает Джон Дмитриевич. – У многих из нас были пистолеты с пистонами, каски на голову из папье-маше, сабли, гранаты. Дома у меня было множество оловянных солдатиков. Было какое-то военное воспитание. В кино шли фильмы – „Если завтра война“, „На границе“, „Танкисты“, „Волочаевские дни“, „Суворов“, „Александр Невский“… В общем, в те годы каждый мальчишка мечтал стать летчиком, танкистом, артиллеристом. Я мечтал стать моряком, у меня была кличка „Боцман“.
Но 22 июня 1941 года сразу после объявления войны в нашей безмятежной жизни все круто изменилось. Вскоре началась мобилизация в Красную армию и запись добровольцев в народное ополчение. Записался и мой отец, хотя ему было уже 47 лет. Ему выдали военную форму – хлопчатобумажные галифе, гимнастерку, пилотку, а на ноги – ботинки и обмотки. Когда я увидел отца в этой форме, мне стало его жалко до слез. Все было ему мало по размеру, особенно эти обмотки на ногах.
Утром 5 июля мы с мамой проводили отца. В тот же день мама проводила меня в эвакуацию со школой. Уезжали мы с Витебского вокзала пассажирским поездом. Повезли нас, ленинградских детей, на юг от города в район Старой Руссы. Как оказалось потом – навстречу наступающим немцам. Конечно, тогда об этом не предполагали
Спустя месяц, 5 августа, Джон Федулов вернулся домой в Ленинград, испытав ужас войны в Лычково, где он оказался в разбомбленном эшелоне ленинградских детей. А 18 августа он виделся с отцом – его часть располагалась тогда в районе Красного Села.
«Отец рассказывал, что у них было мало винтовок – одна на пятерых, и было это вовсе не метафорой», – вспоминает Джон Дмитриевич. Как оказалась, эта встреча была последней. В конце сентября 1941 года пришло извещение, что «13 сентября при отходе нашего батальона на новый рубеж Федулов Д.Т. в свою часть не вернулся. Адрес воинской части, в которую перешел товарищ Федулов Д.Т., нам не известна».
Джон Федулов пережил с мамой в Ленинграде самую тяжелую, первую блокадную зиму. Выжили почти чудом, а в марте 1942 года были эвакуированы на Большую землю. Накануне отъезда состоялась встреча с бабушкой.
«Она жила в маленькой комнате коммунальной квартиры, – вспоминает Джон Дмитриевич. – В комнате было холодно и, как и везде, темно. Горела только лампада под иконой в дальнем углу. Мама хотела, чтобы бабушка поехала с нами, но бабушка отказалась. Она была очень слабенькая. Худая, совершенно седая и очень красивая, с благородным воспитанием. Бабушка нас благословила в дальнюю дорогу, поцеловала меня в голову, и мы ушли. Домой шли с тяжелым чувством расставания. Мама плакала. У нас пропал без вести отец, давно не было писем от брата, а теперь еще бабушка. Больше мы ее не видели…
Сначала нас эвакуировали в Вологодскую область, потом в начале лета 1942 года мама завербовалась работать на завод имени Сталина, и мы переехали в город Молотов (бывшую и нынешнюю Пермь), а оттуда глубокой осенью перебрались к старшей сестре отца, сосланной еще до войны с семьей на пятнадцать лет в Томскую область в тайгу. Там мы прожили два года».
За всю войну никаких вестей от отца не было. Но даже когда окончилась война, родные ждали и надеялись, ведь он же не числился погибшим, на него не приходила похоронка. Он был, как и многие, – «без вести пропавший». Чудеса случались, но здесь его не произошло. В апреле 1948 года пришло извещение из Дзержинского райвоенкомата Ленинграда: «Ваш муж рядовой Федулов Дмитрий Тимофеевич, уроженец Ленинградской области, деревня Волково, находясь на фронте, умер в германском плену 24 ноября 1941 года». Больше ждать и надеяться было уже не на что…
И, наконец, самая последняя информация – из Центрального архива Министерства обороны. Согласно ей, рядовой Дмитрий Тимофеевич Федулов попал в плен 14 сентября 1941 года под Гатчиной. Погиб в плену 24 ноября 1941 года, находясь в шталаге VIII E (308) – немецком концентрационном лагере для военнопленных в городке Нойхаммер (после Второй мировой город вошел в состав Польши и получил название Свентошув). Лагерь этот был создан еще в апреле 1941 года на территории VIII военного округа Германии и предназначался для приема советских военнопленных.
На памятном камне, установленном на месте лагеря, указано, что здесь погибло двадцать тысяч пленных советских солдат. Одним из них был и Дмитрий Федулов из деревни Волково ленинградской земли…
Каложицкие воспоминания
Нет ничего приятнее, чем получать добрые отклики от читателей. Один из них пришел автору этих строк от Лидии Анатольевны Деминой в ответ на публикацию о замечательном учителе Николае Павловиче Галицком – выпускнике педагогического техникума имени Ушинского, существовавшего в Петрограде – Ленинграде в 1920-х годах.