Вокруг Петербурга. Заметки наблюдателя
Шрифт:
Важно не только помянуть всех невинно убиенных, но и по особенному отнестись к разделению в обществе, которое наблюдается до сих пор. Раскол Гражданской войны до сих пор до конца не преодолен. Разделение на своих и чужих, нетерпимость, – все это имеет далеко идущие последствия, которые отражаются в деяниях и логике последующих поколений. Надо преодолевать психологию Гражданской войны, которая до сих пор царит в обществе. Мы все время сталкиваемся ее с рецидивами – враждой соотечественников друг с другом.
Отец
«Расстрельное место» на Койранкангасе. Фото автора, октябрь 2012 года
Важно, чтобы наше посещение не стало одноразовым. Мы совершаем память, панихида – это только ее внешняя форма. Наша задача – привлечь внимание к исключительной роли Ржевского полигона в истории Ленинграда – Петербурга. В первую очередь, беспокоит участь расстрельных мест, а также судьба реликвий полигона, связанных с защитой города во время блокады. Это огромная территория, которая требует еще своего осмысления – и культурологического, и исторического».
Панихида на Койранкангасе. Фото автора, октябрь 2012 года
Это особенно важно, ведь полигон, который фактически уже находится возле черты города, рано или поздно прекратит свое существование. Судьба этих земель неизвестна, но вполне очевидно, что они будут активно использоваться. Очень важно, чтобы ничто из ценного, связанного с историей, здесь не пострадало.
С чего начинается родина?
С братьями-поисковиками Антоном и Романом Красильниковыми мне довелось познакомиться в 2010 году во время летней «Вахты памяти» под Колпино. Стояла аномальная жара, но даже она оказалась бессильна против болот, где работали поисковики. Здесь, в буреломном лесу под Колпино, где с осени 1941 года проходил передний край обороны Ленинграда, поисковикам приходилось работать в самых что ни на есть экстремальных условиях, – где по колено, а где и по пояс в болотной жиже. Зачем это им нужно, я попытался выяснить у Антона Красильникова – командира поискового отряда «Варяг-2».
– Среди петербургских поисковиков вы представляете достаточно редкий пример, работая плечом к плечу с братом-близнецом. Откуда возник интерес к теме войны, как все начиналось?
– Так сложилось, что мы с братом всегда были вместе. И увлечения у нас были общие. Интерес к войне начался с археологии, причем еще с раннего детства. Мы тогда проводили большую часть лета на Карельском перешейке, в районе Приморска. Хорошо помню, как в шестилетнем возрасте мы гуляли по отмели залива, и я вытащил из воды какую-то странного вида железку. Потом оказалось, что это был древний меч.
С того времени и начался интерес к истории. Тем более, что ходить далеко не надо было: в лесах Карельского перешейка было много следов войны. А лет семь назад мы с братом, будучи еще студентами, поехали к отцу в Калининградскую область и вместе с его другом, занимавшимся военной археологией, отправились на раскопки в лес. Это был серьезный шок: там оказалось огромное количество различных предметов времен Второй мировой войны. Вернувшись домой, мы попробовали узнать: а что хранит в себе земля под Ленинградом, на местах боев?
Когда начали выезжать в лес, нам стало попадаться не только военное железо, но и останки солдат. Тогда мы стали задумываться, что с ними делать. Чтобы официально иметь возможность работать с останками, нужно было легализоваться. В 2005 году мы с братом обратились в Дом молодежи Санкт-Петербурга, который занимается регистрацией и координированием действий всех поисковых отрядов города, и зарегистрировали отряд «Варяг-2». К тому времени мы были уже не вдвоем: вокруг нас собралась группа единомышленников. Спустя четыре года брат зарегистрировал отряд «Ленинградский фронт», командиром которого он стал. Но работать мы продолжаем вместе, рука об руку.
– Как приходят люди к поисковой деятельности?
– Не секрет, что у многих поисковиков первоначально интерес проявляется больше к материальным следам войны – это так называемая «железная болезнь». Но если человек нормальный, адекватный, то он от увлечения «железом» переходит к увековечению памяти воинов. Когда мы начинали, нам с братом тоже была интересна, в первую очередь, возможность подержать в руках предметы того времени, найденные на местах боев. Со временем все это отходит на задний план. Главным становится поиск останков солдат, по возможности, их идентификация и достойное захоронение.
– Непосредственные участники вашего отряда – кто они?
– Военная археология, конечно, мужское занятие. На мой взгляд, это занятие не для женщин – и физически, и психологически. Хотя исключения бывают. В нашем отряде – семь человек. Люди самых разных занятий, профессий и образования. Студент, индивидуальный предприниматель, инженер… Но есть и общая черта – это увлечение историей. Без этого поисковая работа невозможна.
– Как вы определяете свою миссию, свою задачу? Зачем вам вообще все это нужно?
– Я считаю, что те солдаты, которые отдали свою жизнь в борьбе за нашу землю, прожили свою жизнь не зря. Поэтому лично для меня военные мемориалы – это определенные места силы духа. Находя останки солдат и достойно их захоранивая, мы создаем центры силы для нашей Родины.
– Ученый из Казахстана Майдан Кусаинов, много лет занимающийся поисковой деятельностью на Синявинских высотах, где воевал его отец, считает, что выжившие солдаты, вернувшись домой, забыли о своих незахороненных однополчанах, оставшихся на полях боев. И сегодняшняя работа поисковиков – это искупление вины общества, на долгие годы погрузившегося в беспамятство. Вы согласны с этим утверждением?