Вокруг света на 'Коршуне'
Шрифт:
Вслед за тем старик подошел к Марии Петровне и проговорил с глубокой нежностью:
– А вы, родная, не предавайтесь горю... И ты, дикая козочка, что носик опустила?
– кинул он Марусе.
– Три года пролетят незаметно, и наш молодец вернется... А в это время он нам длинные письма посылать будет... Не правда ли, Володя?
– Еще бы!
– А мы сперва прочтем каждый в одиночку, а потом вечером за чаем вместе... Вы думаете, и мне, старику, не жаль расставаться с ним?
– прибавил он, понижая голос, - еще как жаль-то! Но я утешаю себя тем, что моряку плавать надо, и ему, нашему востроглазому, это
– Я... что ж... Я постараюсь не горевать... Только ему было бы, голубчику, хорошо... Очень уж скоро расставаться... Надеюсь, эти-то две недели он с нами пробудет?
– спрашивала мать.
Адмирал успокоил ее. Наверное, командир отпустит Володю до ухода. Что ему делать на корвете? мешать разве?.. Там теперь спешат... порют горячку...
– То-то... Надо успеть кое-что приготовить ему... Произведут его ведь там, далеко где-нибудь... а казенные вещи...
– Уж это позвольте мне взять на себя, Мария Петровна, - деликатно остановил ее адмирал.
– Это наше мужское дело... Не беспокойтесь... Все выпускное приданое сделаем... ничего не забудем... и теплое пальто сошьем... казенные пальтишки легонькие, а ночи-то в море на севере холодные, а вахты длинные. И штатское платье закажем... Ну, и деньжонками снабдим молодца... До производства жалованья ему не полагается, одни порционные, так не мешает иметь свои, чтоб повидать города, да в Лондон или Париж съездить. Это полезно для молодого человека...
– Экий вы, Яков Иванович... заботливый!
– благодарно промолвила мать.
– О ком же и заботиться, как не о своих! Не о себе же!
– усмехнулся он.
– А ты, Володя, завтра-то пораньше ко мне забеги... Вместе просмотрим реестрик, какой я составил... Может, что и пропустил, так ты скажешь... Кстати, и часы золотые возьмешь... я их приготовил к производству, а приходится раньше отдавать...
– Благодарю вас, дядя.
– Ну, ну!
– сердито замахал старик рукой.
– Не благодари. Ты знаешь, я этого не люблю!
III
Через три дня Володя, совсем уже примирившийся с назначением и даже довольный предстоящим плаванием, с первым утренним пароходом отправился в Кронштадт, чтоб явиться на корвет и узнать, когда надо окончательно перебраться и начать службу. Вместе с тем ему, признаться, хотелось поскорее познакомиться с командиром и старшим офицером - этими двумя главными своими начальниками - и увидеть корвет, на котором предстояло прожить три года, и свое будущее помещение на нем.
Еще не совсем готовый к выходу в море, "Коршун" стоял не на рейде, а в военной гавани, ошвартовленный*, у стенки, у "Купеческих ворот", соединяющих гавань с малым кронштадтским рейдом.
______________
* Ошвартоваться - привязаться к берегу или другому судну швартовами толстыми веревками.
Володя, еще на пароходе узнавший, где стоит "Коршун", поехал к гавани и по стенке дошел скоро к корвету.
Это было небольшое, стройное и изящное судно 240 футов длины и 35 футов ширины в своей середине, с машиной в 450 сил, с красивыми линиями круглой, подбористой кормы и острого водореза и с тремя высокими, чуть-чуть наклоненными назад мачтами, из которых две передние - фок- и грот-мачты были с реями* и могли носить громадную парусность, а задняя - бизань-мачта была, как выражаются моряки, "голая", то есть без рей, и на ней могли ставить
______________
* Реи - большие поперечные дерева, к которым привязываются паруса.
На нем уходила в кругосветное плавание горсточка моряков, составлявших его экипаж: капитан, его помощник - старший офицер, двенадцать офицеров, восемь гардемаринов и штурманских кондукторов, врач, священник, кадет Володя и 130 нижних чинов - всего 155 человек.
На корвете заканчивали последние работы и приемку разных принадлежностей снабжения, и палуба его далеко не была в том блестящем порядке и в той идеальной чистоте, которыми обыкновенно щеголяют военные суда на рейдах и в плавании.
Совсем напротив!
Загроможденная, с валявшимися щепой и стружками, с не прибранными как следует снастями, с брошенными где попало инструментами и бушлатами портовых мастеровых - плотников, слесарей, конопатчиков и маляров, она имела вид хаотического беспорядка, обычного при спешном снаряжении судна.
Везде - и наверху и внизу - кипела работа. Повсюду раздавался стук топоров и молотков, визг пил и рубанков, лязг и грохот. По временам, при подъеме тяжестей, затягивалась "дубинушка". Рабочие из порта в своих грязных парусиновых голландках доделывали и исправляли, переделывали, строгали, рубили и пилили. Тут конопатили палубу, заливая пазы горячей смолой, и исправляли плохо пригнанный люк, там, внизу, ломали каютную переборку, красили борты, притачивали что-нибудь к машине.
Корветские матросы в синих засмоленных рубахах таскали разные вещи и спускали их в люки, сплеснивали* веревки, поднимали на талях** (толстых веревках) тяжести, а марсовые, рассыпавшись по марсам*** или сидя верхом на реях, прилаживали снасти и блочки, мурлыкая по обыкновению какую-нибудь песенку. Смолили ванты****, разбирали бухты***** веревок, а двое маляров, подвешенные на беседках******, красили толстую горластую дымовую трубу. Везде приятно пахло смолой.
______________
* Сплеснивать - соединять веревки, пропуская пряди одной в пряди другой.
** Тали состоят из неподвижного и подвижного двухшкивных блоков, через которые пропущен трос (веревка). Тали служат для подъема тяжестей и натягивания снастей.
– Ред.
*** Марс - площадка, с которой матросы идут по реям и поднимаются выше на брам-реи по вантам.
**** Ванты - веревочная лестница, идущая от бортов к марсам и от марсов выше, до верхушки мачты.
***** Бухта - длинный конец веревки, сложенной в несколько рядов.
****** Беседка - маленькая скамеечка вроде тех, на которых красят стены городских домов.
Среди всех этих рабочих голландок и матросских рубах мелькали озабоченные и возбужденные лица нескольких офицеров в коротких бушлатах (пальто). Они появлялись то тут, то там и поторапливали.
Еще бы! Надо поскорее кончать и уходить. И то октябрь на дворе!
Володя стоял минут пять, в стороне от широкой сходни, чтобы не мешать матросам, то и дело проносящим тяжелые вещи, и посматривал на кипучую работу, любовался рангоутом и все более и более становился доволен, что идет в море, и уж мечтал о том, как он сам будет капитаном такого же красавца-корвета.