Вокруг света с десятью су в кармане
Шрифт:
– Как – меня? – воскликнул англичанин. – Да я ведь очень мало знаю этого оригинала, и у нас постоянно были с ним тяжбы!..
– «Господин Мирлитон, – продолжал непоколебимо метр Панабер, – хорошо умеет отстаивать свои права. Как только мне делалось скучно, я затевал с ним всевозможные споры: то дело касалось общей стены, то реки, разделявшей наши парки, то сбора плодов с деревьев, росших на границе наших владений. Это меня развлекало и разнообразило мою скучную жизнь. Ввиду этого господин Мирлитон, которому я условно завещаю мое состояние, сумеет воспользоваться своим правом. Само собою
Это чтение произвело различное впечатление на слушателей. Лаваред улыбался, искренно или принужденно, – сказать трудно. Сэр Мирлитон оставался спокойным. Одна только мисс Оретт была видимо взволнована. Она покраснела, потом побледнела и, взглянув на этих двух господ, мечтавших о четырех миллионах, первая заговорила.
– Отец, – сказала она, – ведь ты не способен обмануть этого молодого человека, не сделавшего тебе ничего худого?
– Дочь моя, – ответил он, – дело есть дело, и, конечно, было бы неблагоразумно упустить такое состояние. Невозможно не только совершить кругосветное путешествие, но и проехать на эти деньги из Парижа в Лондон…
– Итак, вы от этого не отказываетесь?
Нотариус вмешался в разговор:
– Если бы ваш отец и отказался, то все-таки Лаваред не получит наследства, не исполнив данных условий. Но если он откажется сам…
– Вы шутите, – воскликнул Арман, – с неба валятся миллионы, и вы думаете, что я равнодушно буду смотреть на них? Кроме того, то, чего требует мой кузен, не так уже трудно исполнить. Тот, кто привык путешествовать между Бастилией и бульваром Маделен, не имея ни гроша, может съездить к самому черту всего за гривенник!
– Вы хотите попробовать? – сказал англичанин. – Хорошо, сделайте милость. Я постоянно буду следить за вами, и не пройдет двух дней, как я выиграю дело.
– Хорошо, я принимаю вызов, – холодно заметил Лаваред. – Буду ждать вас завтра утром на Орлеанском вокзале!
Затем Арман обратился к господину Панаберу:
– Я вернусь в вашу контору двадцать пятого марта девяносто второго года до окончания занятий.
И он спокойно вышел.
Прятки
Выйдя от нотариуса, Лаваред закурил сигару и шел в продолжение получаса, обдумывая, что ему предпринять. Он нашел свою первую мысль великолепной; ему, как любителю приключений, улыбалась эта поездка за золотым руном. В успехе он не сомневался. Но, обдумывая свой план, он отдавал себе отчет и в тех бесчисленных препятствиях, которые могут ему встретиться. В таких размышлениях он дошел до собора Маделен. Его задумчивое лицо озарилось улыбкой. Он что-то придумал. Но что же? Перейдя улицу, он вернулся в редакцию своей газеты «Эхо Парижа» и там написал для следующего номера заметку, где, обозначив действующих лиц под очень прозрачными псевдонимами, рассказал всю историю духовного завещания. Затем он прошел к кассе, где его ожидало первое препятствие, а именно: по приказу Буврейля
– Хорошо, – сказал он, – это начало!
Он отправился к себе. Тут старушка Дюбуа сообщила ему, что приходил судебный пристав и велел вынести всю его обстановку по распоряжению господина Буврейля.
– А мне какое дело, – сказал весело Лаваред. – Завтра я уезжаю на тот свет!
– Боже мой! – вскрикнула добрая старушка. – Надеюсь, вы не собираетесь лишить себя жизни, господин Арман! Не в деньгах счастье, – утешала она его.
– Успокойтесь, – сказал он, смеясь, – тот свет, куда я отправляюсь, – Америка. Там я должен получить от одного родственника наследство в четыре миллиона.
– Ну и напугали же вы меня!
Лаваред нанял извозчика и велел везти себя на Орлеанский вокзал, в бюро отправки товаров большой скорости; он знал одного из чиновников бюро, которому от времени до времени давал билеты в театр. Пробыв с ним несколько минут, Арман пошел на товарную платформу, где находились различные тюки, ящики, корзины и т. д.
Вполне довольный своим осмотром, он вернулся в бюро и написал накладную, которая удивила чиновника и заставила улыбнуться сопровождавшего его друга.
– Это в Панаму? – спросил надзиратель.
– Да, в Панаму, – ответил Лаваред, – большой скоростью. Этот тюк должен быть отправлен завтра утром с экспрессом.
Затем он снова вернулся на платформу, попросил у рабочего кисть и ведро черной краски и на громадном деревянном ящике написал большими буквами слово «Панама». Ящик имел форму рояля. Лаваред стер все бывшие на этом ящике надписи и снял все ярлыки, затем дал на чай помогавшим ему рабочим, дружески пожал руку помощнику начальника, который не мог сдержать своей улыбки.
– Как шутка – это довольно удачно. Но ручаетесь ли вы, что Компания от нее ничего не потеряет? – спросил помощник.
– Я отвечаю за все. Когда я получу наследство, то обещаю вам хороший обед и ложу в опере.
Затем он снова сел в экипаж и, не теряя времени, отправился на бульвар. Заглянув в портмоне, Арман увидел, что осталось еще несколько луидоров. Надо было их истратить в тот же вечер или ночью, что было, впрочем, нетрудно. Он пригласил нескольких товарищей, заказал обильный обед с хорошим вином, провел превеселый вечер, закончившийся тонким ужином с шампанским… Таким образом, к утру у него осталась только монета в два франка.
– Вот все, что мне нужно!.. Полтора франка на извозчика и десять су – на кругосветное путешествие.
В восемь часов утра наш путешественник отправился на Орлеанский вокзал. Правда, он не спал всю ночь, мысленно решив, что успеет выспаться в дороге. Он быстро исчез на багажной станции.
Через некоторое время среди пассажиров скорого поезда появились наши знакомые.
Вот показался и Буврейль в сопровождении своей дочери Пенелопы и ее горничной.
Откровенно говоря, долговязая, костлявая Пенелопа с желчным цветом лица и надменным, самоуверенным видом, конечно, не могла прельстить Лавареда. Она сознавала, что богата, гордилась этим, и отказ Лавареда жениться на ней оскорбил ее самолюбие. Она посоветовала отцу голодом принудить молодого человека сдаться.