Вокруг света за 280$
Шрифт:
Я рассчитывал, что мне за один день удастся доехать сразу до Пиктона. Но попал в машину, в которой двигатель сильно перегревался, и нам часто приходилось останавливаться, охлаждать радиатор и подливать в него воду. А потом и вода кончилась. Причем, естественно, совсем не вовремя. Пришлось стучаться в первый попавшийся дом. На это уходило так много времени, что, когда мы добрались до Крайстчерча, солнце уже садилось. А водителю во что бы то ни стало нужно было успеть сдать взятый в аренду прицеп.
— Сейчас заедем в город, а потом я вывезу тебя назад на трассу, —
— Нет уж. Тогда лучше я поеду к своим друзьям. Что мне делать на выезде из Крайстчерча на ночь глядя?
Так я в очередной раз попал в гости в семью Кругленко. А рано-рано утром Милена Ивановна вывезла меня на трассу.
Когда я стоял на очередной развилке, ко мне присоединился коллега. Студент спешил на паром в Пиктон. Он, на мой взгляд опрометчиво, билет купил заранее. Время текло, а уехать нам никак не удавалось. Казалось, только овцы с соседнего поля смотрели на нас с интересом. Машины же проезжали, даже не притормаживая.
Мы и не претендовали ехать вместе, на одной машине. И все же уехали одновременно — с парочкой пенсионеров на легковушке с караваном. Когда они остановились выпить кофе, предложили нам к ним присоединиться. Я с радостью согласился, а студент взял свой рюкзак и пошел на дорогу, надеясь быстро уехать. Но в результате мы попили кофе с булочками и, выехав на дорогу, опять его подобрали.
Пенсионеры высадили нас в Кайкуре. Я дал возможность студенту уехать первым. Но, когда он застопил микроавтобус, водитель согласился взять сразу двоих. Так мы вместе и приехали в Пиктон.
Вернувшись в Веллингтон, я позвонил старосте русской православной церкви. Его телефон мне дали русские в Данидене. С тех пор я уже несколько раз побывал в Веллингтоне и звонил, но не дозванивался. И в этот раз я прождал семь гудков и собирался уже повесить трубку, как мне ответили:
— Александр Тимофеевич Карусь.
Я, как обычно, вкратце рассказал о себе, о том, что только что прибыл с Южного острова и нахожусь на паромном терминале. Он пообещал приехать за мной минут через сорок.
С терминала мы сразу же отправились в церковь, в район Мирамар. По пути Александр Тимофеевич стал рассказывать о себе. Как и любой эмигрант, начал он с самого важного события своей жизни.
— После войны я служил в группе советских войск в Австрии. Оттуда дезертировал и сдался американцам. Они поместили меня в лагерь для перемещенных лиц. К нам туда приезжали вербовщики из разных стран мира. Я записался на Австралию, прошел медкомиссию, но нужно было ждать еще неизвестно сколько. А тут как раз стали набирать в Новую Зеландию. Я тогда про эту страну ничего не слышал. Но мне было все равно куда ехать.
— В России были?
— Там, наверное, меня, как дезертира, приговорили к расстрелу. Сейчас времена изменились, но мало ли что. А вот по миру я попутешествовал. Однажды мы с женой проехали за шесть месяцев вокруг света. А два года назад у меня нашлась дочь. Вообще, в Австрии у меня было много женщин. Может, и еще дети остались? Но в гости ко мне приезжала
Когда в Веллингтоне собралось достаточно много русских эмигрантов, они купили старую англиканскую церковь в самом центре Веллингтона. Земля, на которой она стоит, все время дорожала, а денег на ремонт и реставрацию старого здания у приходского совета не было. Возникла классическая патовая ситуация. Когда Александр Тимофеевич стал старостой, он предложил эту церковь продать и купить какую-нибудь другую — в лучшем состоянии, но подальше от центра. Бывшая лютеранская церковь в районе Мирамар подходила как нельзя лучше.
После продажи одной церкви и покупки другой у приходского совета еще и деньги остались — на ремонт и текущие расходы. Места здесь также было больше, чем в старой церкви, зажатой со всех сторон небоскребами.
Как практически в любой русской церкви, здесь есть и комната для гостей. В ней обычно останавливаются приезжающие священники. Но могут приютить и редких в этих местах путешественников. В комнате, как в отеле, есть все только самое необходимое: кровать, тумбочка, стол и один стул, рядом находятся туалет с душем и кухня с НЗ (комплект сухого пайка — китайская лапша, заварка, кофе, сахар, даже вино).
В Веллингтоне русская община маленькая, и за пять дней я, кажется, познакомился с большей ее частью. Или, по крайней мере, с наиболее активной — с несколькими «прыгунами», мелкими предпринимателями и жертвами своей неосведомленности. Лучше всех устроился один бывший моряк.
— Я не собирался эмигрировать в Новую Зеландию. Работал здесь на российском траулере, а заработанные деньги хранил в тумбочке. Однажды замок взломали, и кто-то из нашего же экипажа стащил всю мою зарплату. Я не выдержал, вспылил, подрался с тем парнем, которого подозревал в воровстве. Мне пришлось списаться на берег.
У меня была рабочая виза еще на два года. Я устроился работать на рыбозавод. Познакомился с новозеландкой. У нее ко мне вспыхнула жуткая любовь. Представляешь, она даже выучила русский язык. Я-то по-английски так и не научился говорить. А зачем? Живу на всем готовом, пенсию мне платят исправно. Конечно, возраст у меня еще допенсионный, но однажды во время работы на заводе на меня свалились ящики с рыбой — вернее, какая-то сволочь их уронила. Упал я неудачно, повредил позвоночник. Вроде ничего страшного, но работать больше не стал. Пусть они меня теперь содержат!
В пятницу вечером в прицерковном зале устроили очередную встречу эмигрантов. Дима Маслов пригласил меня к себе домой. Всю ночь он пел свои песни и рассказывал сочиненную им басню. Он только-только развелся со своей женой и очень переживал по этому поводу. Развод и сам по себе может доставить много неприятных переживаний. А в эмиграции это усугубляется еще и тем, что не с кем поговорить по душам, выплакаться в жилетку. Новозеландцы не поймут, а у русских и своих проблем хватает. Вся надежда только на таких, как я, случайных визитеров.