Вокруг света за 280$
Шрифт:
И тут еще одно неприятное открытие. В азиатских странах ко мне относились как к «великому знатоку английского языка». А первая встреча с настоящим австралийцем повергла в шок! Разве они не должны говорить по-английски? Должны! Но я не понимал ни единого слова! Австралийцы Северной территории говорят, не разжимая губ, и целое предложение произносят как одно длинное, совершенно непонятное для чужаков слово. Вот и получилось, что поначалу я был как глухой. Хорошо хоть не немой — меня все прекрасно понимали.
Ночь застигла нас на очередном, ничем не примечательном повороте. Вокруг вся земля огорожена колючей проволокой. Видимо, так здесь защищают посевы от кенгуру. Для нас эти травоядные животные никакой опасности не представляли. И крупных хищников на этом континенте нет. Зато там
Бескрайние просторы Северной Австралии покрывают заросли кустарников и деревьев — австралийский буш. Растения, как могут, приспосабливаются к суровым климатическим условиям. В сухой сезон все реки и водоемы полностью пересыхают. Мы проехали уже десятки мостов с табличками «река», «ручей» и даже «Осторожно: наводнения!», но еще ни капли воды не видели. А кустарники, тем не менее, цвели пышным желтым цветом. Между ними возвышаются похожие на гигантские песочные замки термитники, высотой от десяти сантиметров до трех метров. Цвет у них также различный — от светло-бежевого до ярко-красного. Причем иногда вообще странно: с одной стороны дороги они бежевые, а с другой — красные.
Северные территории занимают пятую часть территории страны, но как бы не совсем ей принадлежат, оставаясь формально ничейной территорией между Западной Австралией, Квинслендом и Южной Австралией.
В 1998 году австралийские бюрократы взялись исправить это недоразумение. Но на референдуме жители Северных территорий отказались признавать свою землю седьмым штатом страны. Поэтому они, как и остальные австралийцы, обязаны приходить на парламентские выборы (за отказ от выполнения «почетного долга» налагается крупный денежный штраф). Однако, так как территории не являются штатом, то их представители в парламенте не обладают правом голоса. И во время общенациональных референдумов они голосуют наравне со всеми, а их голоса не учитываются при подсчете. Но все это компенсируется большей свободой. Например, в Северных территориях нет ограничений скорости на дорогах. Выжимай, сколько можешь! Вот все там и гонят, как сумасшедшие. А что еще делать. Вокруг однообразный буш, а до ближайшего населенного пункта километров двести. Да и там-то смотреть особо не на что: десять-двадцать типичных дощатых домов с железными крышами, заправка, иногда кемпинг. Вот, собственно, и все.
Автостоп на севере Австралии затрудняется не столько тем, что машин там очень мало. Значительно хуже то, что австралийцы — страшные барахольщики. Они столько хлама с собой возят, что даже удивительно, как самим еще находится место. Поэтому и приходится ждать попутки часами. Торчать на одном месте скучно. Но как решиться уйти от населенного пункта, зная, что впереди на сотни километров безжизненная пустыня без капли воды!
Аборигены, еще не забывшие опыт предков, могут найти воду и в пустыне. Белые австралийцы пешком не ходят. А воду они возят с собой в канистрах. Мы же были в самом невыгодном положении: искать воду мы не умели, а таскать ее на себе не могли. И все же выход нашелся. Я придумал «автостопный» метод найти воду в пустыне. Делалось это так. Идем мы по дороге, подголосовывая всем проходящим мимо машинам. Никто, как водится, не останавливается — или места нет, или попутчиков
В этой части Австралии очень много туристов-улиток. Они двигаются так же медленно и так же тянут за собой свой домик — «караван» на колесах. Многие австралийцы, выйдя на пенсию, продают свой дом, покупают машину с «караваном» и отправляются в бесконечное путешествие. У одних оно длится год-два, у других — 10–20 лет. Это уж как повезет. Когда же путешествовать становится уже невмочь, опять можно все продать и поселиться в одном из домов престарелых.
Подвозили нас чаще всего местные фермеры. Через несколько дней я даже стал понимать, о чем они говорят. Австралийский английский оказался не сложнее китайского английского или лаосского английского. Нужно только немного попрактиковаться и усвоить сленг. А в этом мне все активно помогали.
Граница, отделяющая Северную территорию от штата Квинсленд, обозначена не только большим плакатом, но и длинным, уходящим к горизонту забором из колючей проволоки. Сразу появилось ощущение, что здесь вольница заканчивается и мы въезжаем в зону строгого контроля.
Майкл — шофер нашего грузовика — подтвердил мои предположения:
— Закрываем вас в кузове наглухо. Сидите тихо, не высовывайтесь. Особенно, если нас, не дай бог, остановит полицейский. В Квинсленде людей в кузове перевозить запрещено. Штраф — 200 долларов с водителя и по 150 долларов с каждого пассажира.
Так мы и поехали: разглядывая первый на нашем пути австралийский штат в щелку — почти как заключенные, изучающие красоты Сибири сквозь решетку «столыпинского вагона». Было у нас и право на прогулку: на какой-то пустынной заправке нас выпустили немного размять ноги.
Так взаперти и доехали до Маунт-Айса — самого большого города мира. Может, его еще и не внесли в этом качестве в Книгу рекордов Гиннесса, но стоило бы. Как вам город, у которого центральная улица тянется на 140 километров? Да и площадь он занимает сравнимую с половиной Московской области. Правда, среди «городских» зданий большая часть — шахты и горно-обогатительные комбинаты; а жители — все больше горняки и металлурги.
Я в Австралии привык ночевать в буше. Мне это даже нравилось: свежий воздух, чистое звездное небо, попугаи поют, сверчки пищат, ядовитые змеи и пауки ползают. А Татьяна Александровна страдала ностальгией по церквям — очень уж она к ним в Юго-Восточной Азии прикипела. В Австралии мы уже видели несколько церковных зданий, но все они оказались давно брошенными, и ей скрепя сердце приходилось соглашаться на очередной «кемпинг». Но вот в Маунт-Айсе нам попалась первая «настоящая» церковь. Татьяна Александровна обрадовалась, будто стала свидетелем Второго пришествия.
— Пошли-пошли, зайдем, — она потянула меня за рукав.
Лютеранская церковь Святого Павла была закрыта — как это обычно и бывает по будним дням с протестантскими церквями. Во дворе тоже было пусто. И только в прицерковном детском саду нашлась живая душа. Какая-то женщина, скорее всего, заведующая, занималась бумаготворчеством.
— Пастора нет, будет только в воскресенье.
Нет так нет. Сели за столик возле церкви поужинать чем бог послал: лимонад и хлеб с арахисовым маслом. Сидим, жуем, никого не трогаем. Заведующая закончила свою работу, закрыла детский сад и пошла к своей припаркованной во дворе машине. И тут увидела нас. Подошла — пожелать приятного аппетита.