Вокруг тебя весь мир кружит
Шрифт:
– Что ты несёшь? Это было всего пару , тройку раз и то до тебя,- его взгляд приказывал мне заткнуться.
– Но ты твердил, что никогда и ничего,- ставки сделаны, игра пошла на выбывание.
– Хватит уводить разговор в сторону! Зачем ты ему рассказала? Я спрашиваю в последний раз,- он снова начал накручивать себя.
– И что будет потом?- мой голос был наполнен непримиримым сарказмом.- Какое мне полагается наказание?
– Перестала отрицать? Так вот: ты разлучила Семёна и Лиду. Ты поссорила меня с другом. Мы подрались! Ты выждала момент, когда Семён сделал ей предложение во второй раз и всё рассказала.
– И в этом тоже я виновата? Зашибись!
Я не стала больше ничего говорить. Зачем? Он нарисовал себе картинку и безоглядно поверил в неё. Всё логично. Я виновата. И меня можно оттолкнуть. Захотел.....- притянул, погладил. Рассердился....- пошла вон. Собственно, ничего нового.
– Молчишь?
Я горько рассмеялась:
– Ты меня не слышишь. А твоя логическая цепочка яйца выеденного не стоит.
– Я ухожу сейчас, а когда вернусь,- Усольцев уничтожающе глянул на меня с высоты своего роста. Он не договорил, потому что я его перебила:
– Духу моего здесь не будет..... Уймись, - закончив за него фразу, я пошла складывать вещи.
Ещё сегодня утром я была в приподнятом настроении, летела домой с чувством удовлетворения от хорошо сданного экзамена, соскучившаяся, мечтающая обнять своего обалденного мужчину и почувствовать на своём теле его руки и губы. Впереди было два выходных дня. Я как будто стояла на носу корабля, наслаждаясь солнцем, встречным ветром и самыми радужными перспективами, а некто подошёл и скинул меня вниз. И вот теперь я тону в холодной воде, а беспощадная воронка утягивает меня на дно.
Это была расплата за моё доверие, за мою безоглядную любовь и за самообман, когда я думала, что являюсь для него самым ценным из того, что у него есть. Я снова проецировала собственные чувства и эмоции на него. А для Усольцева важнее был друг, его обвинительное слово, а для меня не полагался даже адвокат. Точка.
Он верил в первую очередь Семёну и Лиде - тем, с кем сроднился душой за долгие годы. Я же была чем-то второстепенным, а посему мной можно пожертвовать. Он был раздавлен ссорой с другом, посчитал меня виновной и кто его знает, мог бы и ударить, если бы я ему врезала. Всё могло быть... наверное. По крайней мере, его физиономия пощады мне не обещала. Это стало для меня очередным жестоким откровением. Как будто я, счастливая, любящая и доверчивая, бежала навстречу, раскрыв объятия, а получила тяжелейший удар в грудь. Туда, где билось сердце.
И можно сколько угодно вспоминать и анализировать события, предпосылки и малейшие детали его поведения, подтверждавшие то, что я "всегда снизу" и в случае чего, виноватой окажусь именно я. Ну не он же в самом- то деле! И не их разлюбезная Лида и не его друг. Потому что я - это я. А они - это они.
Я скидывала беспорядочно вещи в чемоданы (я не стеснялась и брала всё, что мне было необходимо), стараясь вычистить его квартиру от себя, вымести, как метлой. До последней тряпки и последней заколки. Вытащила даже грязную одежду из корзины. Ничего здесь не оставлю, потому что не собираюсь возвращаться. Чемоданов не хватило. Сложив ворохом платья, пальто, куртки, плащи на простынь, связала всё узлом. Потом ещё один узел и ещё. Села и отдышалась. Павла
Теперь куда? Недолго думая я решила, что сейчас самое приемлемое для меня место - пустая квартира друга (потому что Соня жила с парнем), от которой у меня всегда были ключи для пригляда. Начала подтаскивать вещи в холл и мечтала только, чтобы Усольцев не появлялся как можно дольше и дал спокойно уехать. Оглянувшись в последний раз, увидела на столе цветы - мои любимые чайные розы в высокой вазе. Меня ждали из Москвы. Теперь это уже не важно. Оставлять их здесь было бы слишком большим подарком для Лиды и, схватив всех красавиц на длинных стеблях в руки, рванула к лифту и вниз к консьержу - пусть радуют её.
Внутри у меня всё дрожало, пока спускали мои вещи и загружали их в машину и пока мы ехали по запруженным городским улицам к дому Павла.
– Переезжаете?- спросил с улыбкой парень. Он же водитель и он же грузчик.
– Вроде того,- кивнула я и постаралась улыбнуться приветливому помощнику.
***
Алекс.
Усольцев гнал машину домой. Опять! Опять он поторопился! Опять не разобрался и теперь положение просто катастрофическое - Лара, наверняка, ушла.
Когда он сам не свой утром примчался в квартиру к Максу и рассказал всё, как есть, тот сначала замер и посмотрел недоумённо и недоверчиво, а потом увёл друга на кухню и заставил всё повторить сначала. С того самого момента, как Лида с заплаканными глазами появилась ближе к ночи в его квартире и сказала, что поссорилась с Сёмой из-за Лары, потому что тот узнал об их с Усольцевым отношениях. И рассказала всё Семёну якобы Лара. Не успев переварить сказанное, он вынужден был вступить в разборки с другом, который ворвался к нему берсеркером в боевом трансе и первым делом врезал Алексу в челюсть, и только потом выкрикнул свои обвинения. Лида стояла тут же.
– Так откуда узнал Семён?- спросил Макс.
– Лида говорит, что от Лары.
– Лара была в Москве и она удивилась, что вы с Лидой спали. Так откуда узнал Сёма?
Усольцев тогда странно затих, с ужасом начав понимать, что, возможно, всё не так, как он думал.
А когда в квартиру Макса приехал Семён, всё встало на свои места. Лида ответила ему отказом на второе предложение выйти замуж и призналась, что влюблена в Усольцева и что они - любовники. А дальше всё пошло так, как Лида и планировала. Она соврала Алексу про Лару, пока та в Москве, и рассчитывала забраться к нему в койку, в ожидании утешения. Другого случая в ближайшее время могло и не появиться.
И вот теперь, полный злости на собственную тупость, ужаса от содеянного и отчаяния, Усольцев появился в своей квартире - дежавю. Лары нет, шкафы пустые, а он сегодня же должен вернуть её. Завтра будет поздно. За ночь она выстроит вокруг себя непробиваемую стену, оденется в доспехи-и х*р её оттуда выковырнешь. Мобильник молчал, дома у родителей её не было. Соня понятия не имела, где может быть подруга. Она сначала смотрела на Усольцева ничего не понимающими глазами, выслушивая его короткую бестолковую исповедь, а потом с угрозой в голосе произнесла: