Вокруг, везде и всюду
Шрифт:
Вместо этого достал айфон и, насколько мог, приблизил к земле, подождал пока сфокусируется, и сфотал. Вспышка ослепила человечков, они упали на колени, закрыв глаза руками.
Снимок вышел размытым и не особенно убедительным. Будто я заснял с крыши высотного дома аварию с мотоциклистом. Тогда сфотографировал свои ноги, стараясь захватить как можно больше панорамы уменьшенного города. Вышло круто, как реклама обуви, которую когда–то видел: пара начищенных ботинок возвышается вровень с небоскрёбами.
Тут же запостил в Фейсбук с подписью «You wanna get high?».
Eight miles high and when you touch down
You'll find that it's stranger than known
Дополненная ссылкой на Ютуб, по ней открылась песня The Byrds «Eight Miles High». Я попробовал проиграть, но мобильный интернет не потянул и звук грузился с перебоями. Тогда я спешно напечатал ответ:
«Что это значит?»
Ринат стукнул меня в плечо и злобно выпучил глаза, показывая, что не надо задерживаться. Спрятав телефон, последовал на корточках за спутником.
Я вырвал целую страничку и, давясь и отхаркивая, как пожирающий ворованную рыбу кот, поспешно сжевал. Решил не ставить в известность Рината, так как, вопреки его просьбе, схавал часть текста «Бестрепетного сердца истины».
Пространство сворачивалось в воронку.
Вскоре мы вообще вынуждены были передвигаться ползком. Улица города перестала быть различимой. Маленькие домики и деревца превратились в размытые серые пятна, на вид лёгкие и прозрачные, а на деле совершенно твёрдые и непреодолимые. Стоило немного поднять голову, как затылком ощущал небесную твердь. Впереди слабо шевелились стёртые подошвы ботинок Рината. Его тело было таким же размытым и неопределённым, как и вся перспектива вокруг.
Оборачиваясь назад, я видел, что моё тело наоборот необычайно удлинилось и расширялось в конце до невероятных размеров, заслоняя собой город. Как в микроскоп, видел фактуру джинсовой ткани и комочки пыли размером с гору, застрявшие меж волокон. Обычные звуки тоже перестали быть. Если раньше можно было различить шум моторов и сигналы, то теперь нет ничего, кроме невнятного низкочастотного гудения, как в мощных динамиках.
— Ос–та–но–вииись, — издалека донёсся низкий протяжный голос Рината. — При–пол–злиии.
Стёртые подошвы несколько раз дёрнулись и спирально провалились куда–то вниз, как если бы Рината смыло в унитаз.
На локтях я прополз ещё несколько сантиметров. Небосклон больно царапал затылок, на рукава рубашки налипли детали развалившихся автомобилей, мотки электропровода и красные пятнышки раздавленных людишек.
Под моими локтями возник квадратный тёмный погреб с откинутой крышкой. Из темноты несло холодом и слабо пахло костром.
Подтянув своё бесконечное длинное тело, я свесил ноги вниз и попытался что–либо нащупать. Рука Рината схватила меня за штанину и потянула вниз.
Глава 5. К извечнои тьме, и холоду, и зною
Мне перестал нравиться трип. Это как-то слишком уж ни на
Где я на самом деле?
На той же улице валяюсь без сознания?
Прохожие брезгливо пробегают мимо наркомана. Или я и Ринат с безумными взглядами стеклянных зрачков ползаем по тротуару, представляя что вокруг уменьшенный в перспективе мир. Воображаем, как провалились в прохладный погреб, а на деле грохнулись в канализационный люк и плескаемся в дерьме. Я стал сильно жалеть о съеденной бумаге. Может быть и Рината тоже нет? Он давно ушёл, а я продолжаю глючное путешествие в недра наркотического психоза.
Решил найти способ, как выйти из поганого трипа.
Главное решить для себя: на самом ли деле я где–то хожу и что–то делаю или же валяюсь бездыханный под деревом в парке, отравленный страничками мерзкой книжки.
Сознание функционировало ясно, я был самим собой и не отмечал каких–либо смещений личности. Физическое состояние тоже обыкновенное. Ну хоть убей, не заметно ничего странного.
Кроме окружения.
Мы стояли на краю грязной дороги, падал мелкий снег, прикрывая грязь текучими сугробами. На горизонте синел лес, над головой кружили вороны. Каркали они редко, но пронзительно, до боли в костях.
— Всё плохо. — Заявил Ринат. — Мы, по идее, должны были выйти на «Кейфовую Пасеку».
У меня даже не было желания спрашивать, что за «Кейфовая Пасека». Галлюцинация не имеющая ничего общего реальностью — явный признак обморочного состояния.
Ринат спросил:
— Чего приуныл?
— Не нравится мне альт. Палево. Сплошные глюки, а кайфа нет. Какой смысл бредить грязным заснеженным полем?
Ринат виноватым тоном попытался оправдаться:
— Это просто случайность, мы не туда вышли. У нас с тобой что–то всё наперекосяк пошло. Должны были попасть в настоящий кайф, к пчёлкам или на пляж Океана-Моря, куда все новички приходят. А мы забрели чёрте куда.
Он нервно запахнул плащ и поправил тубус:
— Придумаем что-нибудь… Пошли вон туда, к дереву. Помнишь правило?
— Не связываться с идиотами?
— Не стоять на месте. А про идиотов верно. Зря с тобой связался. Ведь из–за тебя здесь очутились.
Это было настолько нагло, что я чуть не задохнулся от матерных слов, ринувшихся наружу. Смерил жалкую фигурку Рината взглядом, размышляя, не отсыпать ли ему люлей.
Впрочем, какой смысл драться с персонажем из обморока?
Дрожа от холода, я побрёл за Ринатом.
Ноги проваливались в грязно–снежное месиво. Быть может, холод напоминает о моем реальном местонахождении? Или окоченел уже.
Чтоб отогнать дурные мысли, достал телефон, соображая, нужно ли позвонить кому–то.
Или «Скорую» вызвать?
Вспомнил про таинственного комментатора с Фейсбука. Стало понятно, что на самом деле его и не было, всё было глюком. Глупым и неинтересным. Как и скорая помощь. Не дай бог, приедет и начнётся трип с воображаемыми врачами. Нет уж, хватит того, что есть. И без санитаров тошно.