Волчье Логово
Шрифт:
Ангел попытался сесть, но голова закружилась, и он повалился обратно.
— Что произошло? — простонал он.
— Я прибыл и спас тебя.
— В одиночку, что ли?
— Почти что. Было уже за полночь, когда готиры отошли назад после пятой атаки, и мы бросились к лошадям. Нас осталось только тридцать человек, но и этого хватило, чтобы погнать Черных Братьев с поля.
— Этого я уже не помню, и вообще у меня мысли путаются. Мне померещилось, будто нам на подмогу явились призраки в белых доспехах.
— Это
— Священники в латах?
— Такой уж это орден. Они называют себя “Тридцать”, хотя теперь их осталось всего одиннадцать. Их настоятеля зовут Дардалион.
— Он был в Пурдоле вместе с Карнаком. Помоги-ка мне встать!
— Лежи уж лучше. Ты потерял много крови.
— Спасибо за заботу, матушка. Помоги встать, черт тебя дери!
— Старый дурак. Ну, будь по-твоему. — Сента обхватил Ангела за плечи и усадил.
Ангел, подавив тошноту, сделал глубокий вдох.
— Я уж думал, нам конец. А где Мириэль?
— Жива и здорова. Сейчас с ней Дардалион и Кеса-хан.
— Что поделывают готиры?
— Стали лагерем вокруг нас, Ангел. К ним пришло подкрепление, теперь у них семь или восемь тысяч человек.
— Замечательно. Нет ли хороших новостей?
— Не припомню что-то. Впрочем, к тебе посетитель — очень милый юноша. Сидит за дверью, сейчас я пришлю его к тебе. Я нашел его около твоего, как мы сперва подумали, тела. Он плакал. Это было так трогательно, что я и сам прослезился. — Ангел выругался, и Сента прыснул. — Я-то знал, что ты жив, Ангел. Ты слишком упрям, чтобы умереть.
— Каковы наши потери?
Улыбка Сенты померкла.
— Белаш погиб, и Анши Чен тоже. Осталось около трехсот воинов, да и те в большинстве своем неопытные юнцы. Вряд ли мы сможем долго удерживать это место.
— Они еще не штурмовали крепость?
— Пока нет. Рубят деревья и сколачивают лестницы.
Ангел снова лег и закрыл глаза.
— Дали бы мне хоть пару дней, на мне ведь все быстро заживает.
— Ладно, постараемся войну без тебя не начинать.
Сента нашел Мириэль на покривившейся внутренней стене, она смотрела на вражеские костры. Рядом с ней точили оружие надиры.
— У Ангела дела неплохи, — сказал Сента. — Несколько царапин и здоровенная шишка на толстом черепе. Порой мне сдается, что когда мир погибнет в пламени и потопе, он выйдет из этой переделки с опаленными волосами и в мокрых сапогах.
— Он и мне кажется несокрушимым, как скала, — улыбнулась она.
— Иди-ка посмотри, что я нашел, — позвал Сента. Они спустились по лестнице в узкий коридор, откуда вела дверь в анфиладу комнат. Стены здесь, как и везде, покривились, и окна походили на вопящие рты, но посреди пустой спальни стояла вполне ровная и прочная золотая кровать под балдахином, с шелковыми подушками и пуховой периной.
— Как могла она уцелеть
— Тут есть и другие золотые вещи — на них колдовство, как видно, не влияет. Я нашел внизу два прекрасных резных кубка, совсем целых.
Мириэль, направившись было к кровати, свернула к одному из трех окон, выходивших в долину.
— Еще одна кавалерийская колонна подходит, — сказала она.
— Ну и пусть себе.
Она с пылающими щеками отвернулась от окна.
— Думаешь, я позволю тебе уложить меня в постель?
— А ты что, думаешь об этом? — с широкой улыбкой спросил он.
— Я не люблю тебя, Сента.
— Ты этого пока не можешь знать, но тебе предоставляется случай убедиться.
— Думаешь, любовь помещается между ног?
— Моя уж точно помещалась там, — засмеялся он, — до недавнего времени. — Он покачал головой, уже без улыбки. — Как ты боишься жизни, красавица. Мы с тобой заперты в полуразрушенной крепости, и дни наши сочтены, времени на боязнь не остается. Уж поцелуй-то ты мне во всяком случае задолжала, — у нас его украли готиры.
— Хорошо, один поцелуй, ничего больше, — сказала она, подходя.
Он раскрыл ей объятия и отвел от лица ее длинные волосы, лаская пальцами щеки и затылок. С бьющимся сердцем он поцеловал ее лоб. Она склонила голову набок, коснувшись его губами. Их губы встретились, и она прижалась к нему. Ее сладкий, теплый рот воспламенил Сенту, но он не сделал попытки уложить ее, только провел руками по ее спине, задержав их на стройной талии, над самым изгибом бедер. И коснулся губами плеча и шеи, вдыхая аромат ее кожи.
На ней была черная кожаная туника, скрепленная впереди шнурками. Он осторожно принялся распутывать первый узелок.
— Нет, — сказала она, отстранившись. Он подавил вздох разочарования, и она улыбнулась. — Я сама. — Она отстегнула пояс с ножом, сняла через голову тунику и стала перед ним нагая. Он впивал взглядом длинные бронзовые ноги, плоский живот, высокие полные груди.
— Ты поистине прекрасна, красавица моя. Он шагнул к ней, но она его остановила.
— А ты что же? Дай и мне полюбоваться.
— Сейчас. — Он снял рубашку, расстегнул пояс и чуть не упал, запутавшись в штанах. Она залилась заразительным смехом.
— Можно подумать, ты снимаешь их впервые. Он взял ее за руку, тихо увлекая к постели. Из ложа, когда они упали на него, столбом поднялась пыль, и они закашлялись.
— Как поэтично, — фыркнула она. Ее смех передался ему, и некоторое время они просто лежали, глядя друг другу в глаза. Его рука, погладив плечо, скользнула вниз, к соску. Она закрыла глаза и подалась к нему всем телом. Рука погладила живот, бедро. Она слегка разомкнула ноги. Сента поцеловал ее снова, и она, охватив рукой его затылок, притиснула его к себе.