Волчье племя
Шрифт:
— Ах ты, дрянь! — он зажал девочке рот и со всех ног понесся к дороге, где его ждали еще двое, и втроем уже они скатились с обочины — в кусты.
— Волколюды! Оборотни! Волколюды Сладушку украли! — вопили дети.
Трое волколюдов с девочкой добежали до оврага, спрыгнули во влажную тень… А с дороги уже слышались встревоженные мужские голоса, топот ног… Сюда бежали… Совсем рядом, но все же — мимо!
— Не зажимай ей так сильно рот! Задушишь ведь…
— Невелика потеря, — огрызнулся Ратмир, но все же отнял на миг руку, чтобы вытереть об штаны: от крови, все еще текшей из носа Сладушки. Она успела набрать воздуха для нового вопля, но Ратмир снова зажал ей рот, на этот раз — вместе с носом.
— Задушишь ведь! — снова возмутился тот, другой.
— Может, я именно этого и хочу? — усмехнулся Ратмир, но нос освободил. — Ладно, лишнее дитя — не помеха. А это еще и смешная такая… Голосистая! Может, позабавит Фрерону!
Когда наверху отшумели, волколюды
Сладушка послушно лежала на дне лодки и смотрела на звезды, вспыхивающие в темном небе.
А потом — аркой сомкнулись над речкой ветви деревьев и звезд видно не стало…
Разбойничьим посвистом приветствовал своих лесной страж.
— С добычей вернулись! — крикнул ему Ратмир.
Из глубины Великого Леса до Сладушки донесся тоскливый волчий вой.
Глава вторая
Страна, куда Славен звал Ронана на службу своему князю, оказалась далекой — такой далекой, что, как оказалось, никто из отряда Ронана никогда и не забредал туда! Они двигались все время на север и в пути пришлось провести больше месяца — и это при том, что конный отряд Ронана отличался редкостной выносливостью. Сам же воевода Славен и его спутники-соплеменники вконец замучились… Не привыкли они целыми днями болтаться в седле! Воевода сердился, ворчал и все время сравнивал воинов Ронана со степняками — ксифами и апианами. Ронан сначала подумал обидиться, но старый гидрасец, служивший в его отряде, разъяснил, что степняки славятся во всем мире, как великолепные наздники, укротители и укротители, а к тому же — великолепные воины, никогда, ни при каких обстоятельствах не сдающиеся в плен… И Ронан сменил гнев на милость: при таких обстоятельствах сравнение можно было считать похвалой, а не оскорблением, как он подумал вначале!
Ехали вдоль северного берега Зеленого моря — в том месте, где море почти смыкается с великим Ледяным океаном, отделяясь от него лишь узким перешейком, с двух сторон подтачиваемым волнами. Бодрящий, соленый запах моря, плеск волн, шелест гальки, стонущие крики чаек — все это пробуждало в сердце Ронана тоску. Семь лет он ходил по морю, командовал целой флотилией… Обошел все теплые моря, разбойничал на стольких берегах! Сколько владык обещали заплатить золотом за голову Ронана-корсара! А он только смеялся над ними, считал себя непобедимым… Но нашелся человек сильнее его, сильнее всего его флота! Колдун, конечно. Обыкновенный человек, пусть даже он командовал армией, не мог бы одолеть его пиратов — в этом Ронан был совершенно уверен. А этот чернобородый, одноглазый Джучи, визирь из Киликии, — он наверняка был колдуном! По заказу Джедефры, правителя из Навкратиса, Ронан похитил у Джучи хрустальный череп. Джедефра говорил, что череп этот — творение великого древнего художника. Готов был платить золотом, и много! Ронана до того уже нанимали для похищения произведений искусства, и он знал, что сильные мера сего готовы душу Мраку отдать за какую-нибудь статую или мозаику! Но на этот раз — Ронана обманули. Хрустальный череп оказался не столько творением художника, сколько сильным магическим артефактом. Оскорбленный колдун вызвал шторм, половина кораблей была погибла вместе с людьми, а оставшиеся корабли захватили киликийцы… Колдун вернул себе свой драгоценный череп. Над пиратами, попавшими в плен, поиздевались всласть, а потом приковали на палубе: по двое, по трое сковывали их между собой, и концы цепей — к вбитым в палубу скобам. Они все раненые, измученные, ослабевшие были, вырваться уже не могли. Обрекли их на долгую, мучительную смерть — от солнца и жажды. Самого Ронана распяли на носу корабля, крестом прибив руки и ноги, в виде своеобразного носового украшения. И корабль с открытыми парусами спустили на воду. Враги хохотали, глядя, как уплывает корабль, гонимый ветром. Они были уверены, что Ронан и его корсары обречены…
Долгие часы носило их в открытом море. Буря еще не улеглась, и волны швыряли корабль, и Ронан слышал, как скрипят доски под натиском волн, как кричат прикованные на палубе люди. Его самого в каждую волну с головой погружало — чудом не захлебнулся! Хотя думал — нельзя продолжать эту муку, в другой раз, как под водой окажется, надо просто вдохнуть всей грудью воду, как воздух. Но каждый раз, когда мутно-зеленая вода накрывала его с головой, жажда жизни брала верх. И Ронан выжил.
Их спасли друзья. Мапута — лучший друг еще со времен рабства
Ронан быстро оправился от ран, и мог бы, наверное, восстановить флотилию…
Ведь меч — его чудесный меч! — выбитый из его рук и поглощенный морем, снова вернулся к нему! На базаре, в оружейном ряду, Ронан услышал зов меча… Меч — его меч! — продавал какой-то оборванный бедняк, клявшийся, что нашел чудесное оружие среди останков выброшенной на берег огромной акулы. Когда чайки проклевали мясо до костей, между оголившихся ребер что-то ослепительно засверкало… Ронан выкупил свой меч и дал рыбаку в два раза больше денег, нежели тот просил за находку. Вместе с мечом должна была вернуться и удача, и следовало бы, наверное, прикупить пару кораблей и напомнить о себе!
Но Ронан не находил в себе душевных сил вернуться в море. Может, колдун наложил на него какое-нибудь заклятие? Сколько Ронан не пытался преодолеть себя — не получалось… Он хотел отомстить лживому Джедефре и жестокому Джучи, надеясь, что свершенная месть даст облегчение душе и он перестанет бояться моря. А он боялся! Да, он, бесстрашный Ронан Драконоборец, боялся моря! Джедефре отомстить удалось: Ронан перерезал ему горло. До Джучи он добраться не успел: эксперименты с колдовством не прошли даром для для одноглазого злодея и в какую-то ночь башня, где он жил и хранил свой драгоценный хрустальный череп, была разрушена до основания гигантской синей молнией. Видившие это, говорили, будто молния не с небес обрушилась на башню, а наоборот — вырвалась из башни и ушла в небеса! Обычно заклятье с заколдованного человека снимается вместе со смертью колдуна. Но наверняка с этими проклятыми колдунами ничего нельзя знать! И Ронан продолжал бояться моря. Между тем, нужно было как-то выживать, и его отряд нанимался на службу к разным государям. Государи платили за сухопутные подвиги не хуже, чем за морские. Свободы, конечно, было чуть меньше… Но Ронан не на море родился, а в горах! Когда-то пришлось привыкать к морю, теперь — легко привык к земле. Отряд увеличился вдвое, потом втрое… Уже три года они бродили по свету.
Но плеск волн и крики чаек все равно навевали на него тоску…
Несмотря на то, что лето было в разгаре, здесь дули холодные ветра. Правда, Славен обещал, что в его родной Будинее им покажется теплее. И действительно: вскоре они повернули на юг, и вскоре каменистая почва сменилась лесами. Сначала — все сосны да елки, потом и лиственные деревья попадаться стали. Лес был такой густой, что не продерешься — приходилось ехать по уже проторенным дорогам. Они сворачивали все южнее, лес сменился полями и холмами, и Ронан понял, что пришлось сделать здоровенный крюк. Спросил Славена — тот объяснил, что прямо с юга подъехать нельзя, потому что пришлось бы преодолевать страшные ксифские степи, и прямо с севера, через лес, тоже нельзя, потому что в лесу-то и укрывается волчье племя…
Частенько в полях попадались огромные табуны коней. Табуны охранялись конными же воинами в островерхих шапках, с длинными пиками в руках. Воины не препятствовали продвижению отряда, но и не подъезжали, дабы поприветствовать чужеземцев.
— Апиане, — прокомментировал Славен и брезгливо сплюнул в сторону всадников. — Они нам путь к Зеленому морю отрезали, а путь к океану — волколюды перекрыли. Ну, ничего, скоро уже и на месте будем… Недолго осталось на них смотреть…
И он указал на лес, темнеющий вдалеке.
Когда приходил к Ронану новый человек, Ронан долго к нему присматривался, по многу раз проверял, даже, бывало, специально подстраивал так, чтобы жизнь свою в зависимость от новичка поставить и поглядеть: как он, жизнь за командира и товарищей своих положит, или убежит, бросив раненых на растерзание врагам? Оставались лишь те, кто все испытания с честью выдерживал, кому Ронан настолько довериться мог, чтобы в бою спиной к нему повернуться — и не бояться ножа!
…И все равно — лишь четверых призывал на совет, четверым поверял свои тайные планы: чернокожему Мапуте, кеметянину Иссахару, северянину Айстульфу и Брикцию, арианскому аристократу. Благо, эти четверо не только верными были, но и посоветовать могли путное.