Волчьи ягоды. Сборник
Шрифт:
Под письмами лежала сберегательная книжка.
— На предъявителя, — сказал Панин. — Выходит, мы не все изъяли. Покойник держал ее отдельно, так сказать, на черный день.
Из сберегательной книжки выпала пожелтевшая фотокарточка. Она легла на стол обратной стороной, и хотя на ней не было дарственной надписи, Ремез не сомневался, что сейчас увидит автора писем. Но когда Панин перевернул фотографию, в комнате воцарилась тишина.
— Так вот что искал убийца! — неожиданно охрипшим голосом вскрикнул Котов.
С
— Вишь, куда потянулась шерстяная ниточка! — Журавко обвел присутствующих взволнованным взглядом. — Поздравляю! Поворот, прямо скажем, неожиданный.
Ремезу было неловко перед Котовым за неуместную реплику о любовнице.
— Придется покопаться в поляковском прошлом, — сказал он, примирительно положив руку Котову на плечо. — Бывший полицай Поляков и человек на снимке — одного поля ягода. Это ясно. Почему он так старательно прятал фотокарточку — тоже ясно. Неясно другое. Зачем?
Журавко поднялся к себе и, наскоро побрившись, сел к телефону.
— Валентин Антонович? Журавко. Не хотел беспокоить ночью. Хотя, признаться, подмывало.
— Мог бы и побеспокоить. Как-никак мы оба Антоновичи. Слушаю.
— Слушать будешь, когда приеду. Можно?
С Бондарем, ответственным работником областной прокуратуры, Журавко был хорошо знаком. Их сыновья служили в свое время на одной пограничной заставе, и Глеб Бондарь участвовал в похоронах Юрия Журавко, погибшего от пули диверсанта.
По дороге на Пушкинскую полковник Журавко заскочил в Управление внутренних дел и доложил Колодяжному о ночных событиях.
— Это уже шаг вперед, — довольно сказал генерал. — Бондарь знает?.. В таком случае не теряй времени. И держи меня в курсе.
После встречи с Бондарем Журавко вызвал к себе Панина и Ремеза.
— Ну что, орлы, — сказал он, — пока что дело остается за нами. Само собой, коллеги с Пушкинской не будут сидеть сложа руки. Поднимут архивы и прочее… Мы ищем убийцу Полякова, остальное — не наша забота.
— Гринько составил список знакомых Полякова, которые носят очки, — доложил Ремез. — По крайней мере шестерых из них следует проверить.
— Делать это нужно как можно деликатнее, — предостерег полковник.
— На снимке человек без очков, — заметил Панин.
— Снимок тридцатилетней давности. — Ремез помолчал и словно бы неохотно добавил: — Тем более что это могут быть разные люди. А откуда уверенность, что убил именно тот, кто на фотографии? К Полякову мог заявиться кто-нибудь другой. Так сказать, по поручению. Впрочем, это всего-навсего рабочая гипотеза, поскольку лучшей нет.
— У вас, Ремез, на каждый тезис — антитезис, — недовольно
— Ярош собирается переехать в Киев. Я сам посоветовал. Что же касается его знакомства с Полищук, о котором говорил Очеретный, то у нас нет оснований подозревать человека.
— Пусть едет, тут ему и в самом деле нелегко… — Полковник думал о чем-то другом. — Что дал осмотр следов ночного визитера?
— Мы можем с уверенностью сказать: человек с кастетом и человек с пистолетом… — Ремез усмехнулся. — Кажется, я заговорил в рифму. Словом, это один и тот же человек. Следы одинаковые.
Позвонил дежурный:
— Товарищ полковник, вы хотели видеть сержанта Губавина. С утра томится.
— Томится, — сердито отозвался Журавко. — Он что — гречневая каша? Поговори с ним сам. Без крика, но так, чтобы не скоро забылось. — Полковник кинул телефонную трубку и впился в нее злыми глазами, словно это была не трубка, а сам виновник его гнева. — Чуток сообразительности да ловкости — глядишь, и не было бы у нас мороки.
Панин был согласен, что сержант Губавин действовал не наилучшим образом. Но ведь и мы, думал капитан, хороши. Пост установили на всякий случай, скорее из-за того, что опечатанный дом все еще пустовал. Преступник, считалось, не посмеет сунуться туда в другой раз. А он посмел. Теперь ясно, что дежурить, по крайней мере ночью, нужно было не меньше, чем двоим. А чья это забота? Конечно, не Губавина.
— Как думаете, преступник тоже искал тайник в саду?
— Вряд ли, — сказал Панин. — Крался к дому, а тут Губавин.
— Котов же додумался.
— Котову помог давний случай из практики. Нам-то никому не пришло в голову!
Журавко потер пальцами виски, пожаловался:
— Голова пухнет. Преступник охотится рядом с нами, успел столько бед принести, знаем: тут он, а уцепиться не за что. Даже из города не бежит, словно уверен, что мы его не достанем. Допросите еще раз «шерстянников».
Ремез развел руками:
— Может, он в конце концов не имеет отношения к «шерстянникам»? Я уж думаю, не залетный ли гость?
— Это нам что-нибудь дает? Лучше уж свой, домашний, — невесело пошутил полковник. — Хоть бы эксперты дали зацепочку.
— Эксперты сделали все, что могли. Накидали мы им всякой всячины: кучу отпечатков следов ног, письма — подброшенное и в райисполком, наконец, пулю… А материала для идентификации нет. Единственное, что сумели установить, — следы в саду принадлежат одному человеку, я уже докладывал. Почерковедческая экспертиза тоже бессильна: с чем сравнить почерки в письмах? Текст подброшенного, как вы помните, вылеплен из газетных букв. Что касается пули, то Очеретный звонил: копаются в архивной картотеке, но надежды мизерные.