Волчьи ягоды

Залата Леонид Дмитриевич

Конвойный ввел арестованного. Квач остановился у порога, за стеклами пенсне не было видно, куда он смотрит - на следователя или в зарешеченное окно, за которым буйствовало утреннее солнце. Ремез молча показал на привинченный к полу стул напротив стола, Котов включил магнитофон.

– Вы находитесь на допросе предварительного следствия, - сказал он бесстрастным тоном. - Ваши показания записываются. Фамилия, имя, отчество?

– Квач Виталий Гаврилович.

– Год рождения?

– Тысяча девятьсот третий... Украинец, беспартийный,

судимостей не имею, наград также. Пенсионер. Еще какие анкетные данные?

– Место рождения?

– Большая Лепетиха Херсонской области. Перед вами мои документы.

– Таков порядок. Где вы были в ночь на 25 мая?

– А вы помните, где вы были? - отпарировал Квач. - Это же не вчера и не позавчера. Сколько времени прошло! Наверное, спал. Ночью люди спят, я тоже не исключение.

– Я напомню вам ту ночь, - вмешался Ремез. - Той ночью исчезла Нина Сосновская. На другой день вы пришли в милицию. Вот ваше заявление.

– Это тогда? Так бы и сказали. Приходил, а как же, приходил. Не мог не прийти. Мы с Сосновскими соседи, а тут такая беда. Плачет Елена, а я же видел дочку накануне, говорил с нею. Тоже плакала, жаловалась на того, как его... запамятовал фамилию.

– Ярош?

– Ага, Ярош. Тот, что на радио.

– Это вы писали? - Котов вынул из папки анонимное письмо в райисполком. - Читайте!

– Нет, в милицию приходил, а жалоб не писал. Да и почерк не мой.

– Ваш. Приглядитесь лучше! Вы думали, достаточно наклонять буквы в другую сторону - и почерк не узнать. Вот вывод графологической экспертизы.

Квач потупился.

– Каюсь, написал... А как было не написать, когда вы не обратили внимания на мое заявление. И слепому видно, что до гибели довел девушку Ярош! Со мной беседовал старший лейтенант, не знаю, кто он, благодарил, сказал, что я очень помог... и на тебе - положили мое заявление под сукно.

– К сожалению, не положили. Мы пошли ложным путем, который вы нам так ловко подсунули, и потеряли много времени. Узнав, что Ярош не арестован, вы решили обжаловать действия милиции. Почему вы сделали это анонимно да еще изменили почерк?

Квач вытер платком лысину.

– Хоть эту тряпку не отобрали, и на том спасибо. Жарко... По своей глупости изменил. Боялся... как-никак милиция. Папочка Яроша, видно, большая шишка, вот вы и... - Он хитровато усмехнулся. - Всякое в жизни бывает.

– Отец Яроша, да будет вам известно, рабочий, литейщик, - сказал Ремез. - И все вы, гражданин Квач, лжете. Не спали вы в ночь на 25 мая. Где ваша лодка?

– Какая лодка? - заметно было, что арестованный оттягивает ответ, собираясь с мыслями.

– Моторная лодка "Прогресс" Р 26-25?

– Думал, вы о шлюпочке спрашиваете. Шлюпочка у меня была, я, знаете, любил на веслах ходить, пока в руках была сила. Украли шлюпочку. Между прочим, милиция так и не нашла. А моторная лодка на причале, где же ей быть.

– Так вот, вы не спали той ночью.

Вот свидетельство ночного сторожа третьего причала Барыкина. Приблизительно в восемь вечера вы пришли на причал без пропуска. Барыкин сделал вам замечание. Вы сказали: "Ты же меня знаешь. Пропуск забыл дома". Вернулись вы, Виталий Гаврилович, после двух часов ночи. Барыкин еще спросил: "Где тебя носило? Рыболовный сезон еще не открывали. Браконьерствуешь потихоньку?" А вы сказали: "Где был, там уже нет. К вдове ездил. Славная вдовушка, а только тебе, старый хрыч, делать там нечего".

– Врет ваш Барыкин! - воскликнул Квач. - В ту ночь я спал. Может, когда в другой раз и был такой разговор. Не вяжите батог к дышлу! Чем докажете?

– Будьте уверены, докажем. Всему свое время. Так вот, к какой вдове вы ездили? Она может подтвердить? Назовите адрес. Это в ваших интересах.

Квач сделал жест, который можно было понять так: что сделаешь придется признаваться.

– Какая там вдова! Не мог же я сказать Барыкину, что и в самом деле ставил сетку. Он тут же донес бы рыбинспектору. Знаю я этого занудливого деда!

– Где ставили?

– Не помню. Кажется, в Овсеевских плавнях.

Ремез выпрямился. Заговорил тихо, словно о будничном деле, хотя внутри у него все клокотало от гнева:

– Теперь я вам скажу. Не было вдовы, не было сети, а было так. Вы приплыли на лодке к набережной и позвонили Сосновским. Трубку взял Василек, Нинин брат. Вы спросили Нину, а когда она подошла, сказали, что Ярош попал в аварию, находится в тяжелом состоянии и просит немедленно приехать. Говорили через носовой платок. Не через тот ли, что сейчас у вас в руке?

Квач уронил платок, нагнулся за ним, сгреб в ладонь. Зло спросил:

– Романов Сименона начитались?

Ремез не дал себя сбить:

– Вы точно рассчитали! Нина любила Яроша, на которого вы так хитроумно возводили поклеп, и, поверив в то, что случилось несчастье, прибежала. Вы сказали, что случайно оказались свидетелем аварии, и повезли девушку за высоковольтную подстанцию, на двенадцатый километр. В безлюдное место за Русалочьей скалой. Была ночь, но Нина не боялась. Не боялась вас, хорошо известного ей дяди Виталия, который даже на работу ее устраивал. Она думала о Яроше и, наверное, умоляла вас поторопиться. И тут вы...

Квач побледнел. Пенсне запотело. Он протер стекла пальцами, забыв о зажатом в кулаке носовом платке, обернулся к Котову:

– Я требую защитить меня от инсинуаций со стороны вашего коллеги. Я буду жаловаться!.. В конце концов я устал, прошу прекратить допрос.

Ремез переглянулся с Котовым и нажал на кнопку.

– Уведите арестованного! - приказал он конвойному.

Котов принялся перематывать пленку.

– Что скажешь о допросе? - спросил Ремез.

– По-моему, все идет нормально. Барыкин сможет подтвердить, что Квач брал лодку именно в ночь на двадцать пятое?