Волчица и пряности. Краски мира 3
Шрифт:
Причина крылась в изображении на монетах шюми.
Лоуренс взял одну монету из кучки и, подняв, вгляделся. На красном металлическом диске был изображен зверь.
– Значит, теперь ты этих собираешь, да?
От неожиданности Лоуренс едва не выронил монету. Не было ни звука шагов, ни каких-то других сигналов, что она так близко.
Хоро рыгнула (в воздухе разошлись винные пары) и облапила Лоуренса со спины.
– Вижу, ты понял наконец, как я красива. Мм. Да, это хорошо.
– Да, да. Осторожно!
Лоуренс
Даже когда Хоро была пьяна, от такой ее улыбки Лоуренс не мог не покраснеть.
– Что – воды хочешь?
– Мм… в горле жжет…
Это была уже обычная история. Лоуренс встал со стула, усадил на него Хоро и пошел за кувшином с водой.
Он подал ей кувшин, и Хоро принялась жадно пить; струйка воды потекла из уголка рта.
Хоро всегда заявляла, что у волков нет щек и что она проливает воду, потому что никак не может привыкнуть к человеческому рту, однако Лоуренс сомневался, что это правда. Она просто была невоспитанной.
– Ффууу… – и она снова рыгнула.
– Теперь лучше?
– Мм… ужасно крепкое было вино. У меня до сих пор в горле сухо, – ответила она и снова принялась пить. Проливалось очень много.
Лоуренс предложил ей платок, чувствуя себя лакеем, но тут он понял кое-что: в вино добавили много имбиря, чтобы скрыть его низкое качество.
– Даже если бы ты заказала вино получше, оно пропало бы впустую, если бы ты так много проливала, – заметил Лоуренс, и Хоро наградила его взглядом, который заставил его заподозрить, что ее опьянение уже в прошлом. Но потом уголок ее губы изогнулся вверх. Она явно решила дальше тему не развивать.
– Если тебе уже лучше, то подвинься. Уже темно, надо зажечь свечу.
Хоро несколько раз перевела взгляд с Лоуренса на стол и обратно, потом с неохотой встала. Однако возвращаться в постель она явно не собиралась; вместо этого она уселась на уголок стола.
– А ты что делаешь? Хочешь намекнуть на что-то, э?
– Ты хочешь, чтобы я сейчас ответил, что это в тебе совесть заговорила?
– Пфф. Ну, я же ни на что не годная обжора, да? – Хоро еще разок глотнула из кувшина, потом легонько тюкнула им Лоуренса в висок.
Лоуренс, не споря, взял у нее кувшин и поставил на стол. Нет неприятнее существа, чем язвительный пьяный. Особенно если этот пьяный – настолько хороший лицедей, что невозможно определить, насколько он пьян на самом деле. Спорить с таким равносильно самоубийству.
Чтобы не угодить в очередную ловушку Хоро, Лоуренс вернул свое внимание к монетам.
– Завтра мы поедем через деревушку лесорубов. Это мы там продадим.
– …Продадим?
Хоро взглянула на него подозрительно, и ее можно было понять.
Ведь на столе лежали монеты, а монеты нужны, чтобы покупать, не продавать.
– Именно. Продадим.
– Но… это ведь деньги, да?
– Деньги тоже можно продавать. В старые времена… может, не
Глаза Хоро оставались затуманенными от вина, но в ней пробудился интерес, и она подобрала один из кругляшей.
– Монеты, которые выпускали легендарные короли, или монеты, которые ходили близ монастырей, где жили святые целители. Еще часто встречаются монеты, в которых проделаны дырки, чтобы их можно было носить на шее, на шнурке. Я даже слышал, что монеты используют в рукоятях мечей.
Монета, которую держала Хоро, была из приморского королевства; на ней красовалось изображение корабля и башни. Хоро прижала монету к груди обеими сторонами по очереди, всякий раз изучая, как она выглядит.
– Эта монетка мелковата – те, которые носят на шее, обычно крупнее. Тебе… подошел бы вот такой размер, мне кажется.
Лоуренс подобрал монету нужного размера и поднес к груди Хоро. Это был ничем не примечательный кусочек тусклого серебра, но, как ни странно, на груди Хоро он казался древним творением серебряных дел мастера.
Старая поговорка гласит: «Одеяние красит человека». Но с этой девушкой все было наоборот: на ней все смотрелось хорошо.
– Хех. Так что, мы можем проделать в ней дырку? – весело спросила Хоро, поднеся монету к глазам.
Секунду Лоуренс мучился, потом превратил сердце в камень и отобрал монету.
– Если мы это сделаем, она перестанет быть деньгами.
– Пфф.
– У тебя все равно на шее твоя драгоценная пшеница, разве нет? С ней ты монетку носить не сможешь.
Хоро с тоской смотрела на монету, которую забрал Лоуренс, но при этих его словах озадаченно склонила голову набок.
– Хм?
– Священное писание запрещает ростовщичество. Там сказано, что давать деньги в рост – все равно что сеять их в поле.
Хоро смотрела с сомнением; однако все же она была Мудрой волчицей. Приняв умный вид, она начала обдумывать услышанное. Впрочем, вино все еще дурманило ей рассудок, и скоро она сдалась.
– …Что это означает?
– Монеты не пускают побегов, не приносят цветов. Хуже того: они металлические и потому отравляют землю; все остальное, что там посажено, вянет. В общем, Священное писание таким вот образом запрещает брать лихву и рассказывает о том, что деньги – зло.
– Мм, – волчьи уши на голове Хоро резко задергались, и она кивнула, приняв объяснение. – Я никак не могу допустить, чтобы моя пшеница завяла, верно?
Лоуренс тоже подумал, как это сказалось бы на и без того хрупкой фигурке Хоро, однако говорить об этом не стал. В конце концов, у него была всего одна жизнь.
– Ладно, так почему ты сможешь продать эти? – и Хоро указала на монеты шюми с изображением волка.
– Эти? Ну… – Лоуренс запнулся, но быстро пришел в себя и дал хороший ответ торговца: – На них изображен волк.