Волчица. Тварь Пустоши
Шрифт:
– Меррель, а знаешь, как называется мой новый цвет кожи у землян?
– Как?
– Сиреневый и фиалковый! По названиям самых красивых земных цветов! – рассмеялась Настя. Она не умерла, и как же чудесно жить! Чувствовать, как бьется сердце и бурлит кровь!
Меррель странно посмотрела на нее и, не дрогнув лицом, заплакала.
Настя опять повернулась к зеркалу. Нет, ну не такая она уж и страшная! Было бы из-за чего плакать! Зато теперь на нее никто не позарится! Кроме, наверное, Каарта. Ну, с ним-то она как-нибудь справится!
Слезы продолжали катиться по щекам Меррель, хотя ее лицо было совершенно
– Рядом с Пустошью селиться нельзя, – магия накапливается в плоти, действуя и на тех, кто даже временно заходит на ее территорию. – Заговорила вдруг Меррель, прервав ее размышления. – А мы живем в самом ее центре, да еще и побывали в Древнем городе!
– Ну и что?
– Я тоже мутирую, и буду такой же, как ты! – Меррель плакала абсолютно беззвучно, без горестных гримасок и всхлипываний, и у Насти сжалось сердце. Это какая же была у девчонки жизнь, что она научилась совершенно незаметно плакать?
– Значит, так угодно твоим светлым богам! – улыбнулась Настя.
– И потом, не обязательно все мутируют! Вон, пустЫ, подолгу находятся под самым мощным излучением в центре Пустоши, но все равно сохраняют прежний облик!
– Пусты просто не успевают мутировать – они гибнут в Пустоши, – вздохнула Меррель. – Ты мутировала быстро, потому что тебя укусила какая-то тварь! А я буду мутировать медленно, но все равно стану такой же!
Настя машинально посмотрела на руку, прокушенную «осьминогом»: вокруг зарубцевавшейся раны осталось темное шелушащееся пятно.
– И из-за такой ерунды плакать?
– Я плачу не из-за ерунды! Я плачу - что ты взяла и умерла! А я даже не успела тебе сказать… что я - с тобой! До конца!
– Хорошо. А еще хорошо, что Каарт не пришел и не выкинул нас из крепости, - ни тебя, ни меня, ни девчонку.
Меррель вынула из кармана платья тук и отдала Насте:
– Каарт пришел. Пришел, чтобы выкинуть нас из крепости. Сказал, что ты красивая, и ушел обратно.
Выяснилось, что за время болезни Насти уже переправили на казнь в город Древних не только всех ее личных врагов, но и еще два десятка охотников за рабами, которых Вьищ добыл с помощью Меррель. Так что ее месть работорговцам продолжается, жаль только, что до проклятого Сируса она так и не добралась. Но она обязательно доберется и до его кадыка.
После болезни Настя сократила жизненный путь каждого нелюдя от преступления до наказания до минимума: сегодня - ты растерзал рабыню, завтра - черные твари Пустоши растерзают тебя. Конечно, такая легкая смерть мучителя была недостаточной компенсацией страшных мук раба, но - правильное или неправильное – очищение этого мира от зашкаливающего паскудства началось.
Посул: «А смерть еще нужно заслужить!» - оказался настоящим девизом жизни имперцев. Почти в каждом доме, и бедном, и богатом, - тысячи двуногих чудовищ привычно забавлялись истязаниями рабов. Просто казни зачастую было недостаточно, - мучения продлевались как можно дольше, не считаясь с затратами на лекаря. Если все, даже самые страшные казни на Земле, заканчивались со смертью казненного, то в этом филиале ада раба могли казнить и воскрешать много раз, как Настю.
Информацию о преступлениях Настя собирала на базарах и в трактирах, под прикрытием плаща невидимости. Какими бы карами не грозили хозяева слугам за разглашение любой информации
Из слухов Настя узнала, что Сирус был объявлен врагом Императора и сразу же был казнен. Его дворец переходил несколько раз от одного вельможи к другому, но все они поисчезали неизвестно куда. Сейчас дворец никто не хочет ни покупать за деньги, ни брать даром, считая его прОклятым. Ах, да! Настя вспомнила, что она несколько раз наведывалась туда в поисках заклятого врага, каждый раз срезала со столба новую замученную насмерть жертву, и каждый раз выбрасывала нового хозяина в бассейн с орнасами. А орнасы костей не оставляют.
Скоро Настя услышала и о себе: «Каждую ночь за имперцами приходит сама Царица Пустоши и собирает их в огромный мешок на корм своим тварям. Царица эта - огромного роста, у нее лиловая кожа, глаза светятся синим светом, а на голове шевелится клубок белых змей».
Настя удивлялась, - откуда взялись эти, надо признать, правдивые слухи, если садистов она похищала, не снимая плаща невидимости. Лишь в самом городе Древних она откидывала плащ и объявляла свой приговор очередному преступнику: «За того мальчишку, которого ты растерзал до смерти, тебе положена такая же долгая и мучительная казнь! Но Боги милостивы, и тебя, нелюдь, здешние твари растерзает быстро!»
Настя видела, что ни один из преступников не понял приговора. За что? За что ему положена казнь? Истязания или убийство своего раба – это обычное житейское дело, за которое нельзя наказывать свободного уважаемого человека!
Выходило, что имперцы знали про похищения горожан Царицей Пустоши, но никак не связывали зверства лютых садистов с их исчезновением. Ни назидания другим извергам, ни страха перед наказанием за свои злодейства, ни раскаяния, – ничего этого в чуть расчищенном от зла мире не появилось. Злодейства над рабами здесь категорически не считались злодействами, и после исчезновения самых кровожадных маньяков тут же появлялись новые, не менее жестокие.
Она все чаще вспоминала слова Каарта о бессмысленной трате своей жизни на борьбу со злом. А еще – с ожесточением вспоминала его тяжелый оценивающий взгляд.
– Эх, Каарт, Каарт! И ты, Брут!..
***
Сирус бродил по раскаленной пустыне черным деревом уже много дней. Там, где он останавливался, под его корнями тут же образовывался выжженный ядом черный круг. Каким-то образом все твари Пустоши узнали о грозящей им смертельной опасности и перестали приближаться к нему на достаточно близкое для броска расстояние, а быстро передвигаться его дерево не могло.
За время блужданий Сирус обнаружил в пустыне несколько таких же черных деревьев, как его, но они не ответили ему ни одним движением. Хотя по выжженным следам было видно, что деревья передвигались. Долго находиться рядом с ними он не мог из-за сильного яда, источаемого этими непонятными созданиями и в почву, и в воздух. Яда Сирусу хватало и со своего дерева. Не хватало еды и воды. Хорошо, что ветви спеленали его тело, задрав подол цыганского платья на голову, как тюрбан, иначе мозг давно бы спекся.