Волчицы из Машкуля
Шрифт:
Как и Мишель, но исключительно из благородных побуждений маркиз де Суде даже и не думал уезжать из Вандеи, пока Малышу Пьеру грозила опасность. И когда Берта сообщила ему о вероятном побеге главы их партии, старый дворянин с большой неохотой согласился последовать совету, который ему однажды дал генерал, и в третий раз в жизни отправиться на чужбину.
Они выехали из леса Тувуа. Метр Жак, уже оправившийся от ранения, но недосчитывавшийся теперь на руке двух пальцев, вызвался проводить их до самого берега и помочь сесть на корабль.
Было около
Увидев четыре флюгера на башнях своего старинного замка, отливавших в лунном свете серебром на фоне темной зелени окружавшего его парка, маркиз невольно горько вздохнул.
Услышав вздох, Берта подошла к отцу.
— Что с вами? — спросила девушка. — О чем вы подумали?
— О многом, мое бедное дитя! — произнес маркиз, покачав головой.
— Отец, не надо поддаваться мрачным мыслям! Вы вовсе не старик, у вас еще крепкое здоровье, и вы обязательно вернетесь в свой дом.
— Да, — вздохнул маркиз, — но…
И он замолчал не в силах говорить.
— Но что же?
— Но я никогда больше не увижу моего бедного Жана Уллье.
— Увы! — заметила девушка.
— О! Мой бедный дом! — воскликнул маркиз. — Без него ты совсем опустел!
И хотя вздохи маркиза больше свидетельствовали об его эгоизме, чем о привязанности к старому слуге, несомненно было одно: если бы бедняга мог слышать, как горевал его хозяин по нему, он был бы тронут до глубины души.
Берта продолжала:
— Мой бедный отец, не знаю почему, но мне кажется, что наш бедный друг жив, и, хотя, вспоминая о нем, я порой и смахиваю слезинку с глаз, тем не менее чувствую, что проливала бы больше слез, если бы он действительно умер. В моем сердце живет тайная надежда, которая не дает мне оплакивать его как покойника.
— Странное дело, — вмешался в разговор метр Жак, — но и у меня такое же чувство; нет, Жан Уллье не умер, и это не простое предположение: хотя я видел труп, принадлежавший якобы ему, но мне так и не удалось опознать его.
— Но что же в таком случае произошло с ним? — спросил маркиз де Суде.
— Честное слово, не знаю, — ответил метр Жак, — но каждый день я жду от него вестей.
И маркиз во второй раз вздохнул.
Они уже подходили к опушке леса. И маркиз, возможно, вспомнил о гекатомбах дичи, которую он добывал, охотясь под густой кроной деревьев, и горевал, что больше такого не увидит; а может, несколько оброненных метром Жаком слов заронили в его сердце надежду когда-нибудь встретиться со своим верным слугой. Именно последнее предположение было, по всей видимости, самым вероятным, ибо маркиз в который уж раз попросил хозяина братьев-кроликов справиться в округе о судьбе Жана Уллье и сообщить ему результаты.
Выйдя на морской берег, маркиз не стал следовать плану, разработанному дочерью вместе с Мишелем. Он опасался, что шхуна, подойдя, как было условлено, к берегу бухты Бурнёф, чтобы принять их на свой борт, привлечет к себе внимание береговой охраны, бороздившей на куттерах прибрежные воды.
Метр Жак, у которого по всему побережью были свои люди, тут же нашел рыбака, который за несколько луидоров согласился на своем паруснике доставить маркиза с дочерью на шхуну.
Это судно находилось у берега на мели; с помощью метра Жака маркиз вместе с дочерью поднялся на его борт незаметно от таможенников из Порника, следивших за всеми подходами к морю. Не прошло и часа, как начался прилив, и лодка была на плаву. Поднявшись на борт, рыбак и двое его сыновей, составлявшие весь экипаж парусника, взяли курс в открытое море.
До рассвета оставалось еще целых полчаса, и маркиз, не ожидая, пока судно удалится от берега на достаточно большое расстояние, вышел из своего укрытия под палубой, где ему показалось теснее, чем в землянке метра Жака.
Увидев его, рыбак спросил:
— Сударь, вы сказали, что корабль, который вы ждете, должен выйти из устья реки?
— Да, — ответил маркиз.
— В котором часу он должен был выйти из Нанта?
— Между тремя и пятью часами утра, — ответила Берта.
Рыбак проверил, откуда дул ветер.
— С таким ветром он доплывет до нас часа за четыре.
Затем, немного подумав, он добавил:
— Дует юго-западный ветер, наивысший уровень прилива пришелся на три часа утра — все это позволяет сделать вывод, что мы увидим корабль около восьми или девяти часов. А пока, чтобы не вызывать подозрений у береговой охраны и оставаться неподалеку от устья реки, сделаем вид, что ловим рыбу тралом.
— Зачем делать вид? — воскликнул маркиз. — Надеюсь, что нам удастся порыбачить по-настоящему. Я об этом мечтал всю жизнь, и, честное слово, раз мне не придется в этом году охотиться в Машкульском лесу, само Небо посылает мне отличное вознаграждение, и я не прощу себе, если упущу такую возможность.
Не обращая внимания на протесты Берты, опасавшейся, что маркиза издалека опознают по высокому росту, старый дворянин стал помогать рыбакам.
Они забросили трал и некоторое время водили его в глубине, после чего маркиз, не жалея ладоней, налег на трос, чтобы помочь рыбакам втащить улов на борт парусника. При виде морских угрей, тюрбо, камбалы, скатов и устриц из морских глубин маркиз радовался как дитя.
Глядя на гладкие или покрытые чешуей дары моря после каждого подъема трала, он тут же забывал горечь несбывшихся надежд, воспоминания и сожаления о прошлом, свой замок, Машкульский лес, болота Сен-Фильбера, высокие ланды и вместе с ними охоту на дикого кабана, косуль, лисиц и зайцев, бекасов и куропаток.
Наступил рассвет.
Берта, до сих пор сидевшая на носу и предававшаяся мечтам, наблюдая, как их утлое суденышко разрезало носом волну, оставляя позади две фосфоресцирующие борозды, поднялась на лежавшие на палубе скрученные канаты и стала вглядываться вдаль.