Волчицы из Машкуля

Дюма Александр

Маркизу растолковали, что с его стороны было бы великодушно, если бы он увенчал жизнь, исполненную преданности и самоотречения, принеся в жертву велениям времени свои честолюбивые планы.

Короче, ему посоветовали удовлетвориться крестом Святого Людовика, чином и пенсией командира эскадрона и отправиться проедать королевский хлеб в свое поместье Суде (только оно и осталось несчастному эмигранту от громадного состояния его предков).

Приятно отметить, однако, что разочарования отнюдь не помешали маркизу де Суде исполнить свой долг — вновь покинуть бедный

замок, когда Наполеон чудесным образом возвратился с острова Эльба.

После второго поражения императора маркиз де Суде во второй раз вернулся в свиту законного государя.

Но на этот раз он оказался догадливее, чем в 1814 году, и не попросил у правительства Реставрации ничего, кроме должности начальника волчьей охоты в округе Машкуль, и она была ему предоставлена с великим удовлетворением, ибо была бесплатной.

Всю свою молодость маркиз де Суде был лишен любимой забавы — в его семье страсть к охоте была наследственной — и теперь предался этому занятию с самозабвением. Одинокая жизнь, для которой он не был создан, сделала его угрюмым, а обманутые ожидания — нелюдимым, и в радостях охоты он находил забвение от горьких воспоминаний. Поэтому должность начальника волчьей охоты, дававшая ему право беспрепятственно рыскать по королевским лесам, доставила ему больше удовольствия, чем крест Святого Людовика и грамота командира эскадрона, врученные ему министром.

Так маркиз де Суде прожил в своем небольшом замке два года, днем и ночью пропадая в лесах с шестью гончими (на большую стаю не хватило бы его скудного дохода), видясь с соседями ровно столько, сколько нужно было, чтобы не прослыть медведем, и меньше всего думая как о наследстве, так и о былой славе. И вот однажды утром, когда он отправился осматривать северную часть Машкульского леса, ему встретилась на дороге крестьянка, несшая на каждой руке по ребенку лет трех-четырех.

Маркиз де Суде узнал крестьянку и покраснел.

Это была кормилица из Йоркшира, которой он уже года три или больше не выплачивал обещанных денег на содержание двух ее подопечных.

Славная женщина добралась до Лондона; проявив незаурядную сметливость, она навела справки во французском посольстве и приехала во Францию благодаря послу, ничуть не сомневавшемуся, что маркиз де Суде будет вне себя от счастья, когда ему вернут его детей.

И, что самое удивительное, посол был не так уж далек от истины.

Обе малютки были так удивительно похожи на покойную Еву, что маркиз на мгновение растрогался: он обнял их с непритворной нежностью, затем передал англичанке ружье, а сам взял на руки девочек и принес эту нежданную добычу в свой маленький замок, к величайшему изумлению кухарки из Нанта, составлявшей всю его прислугу и засыпавшей его вопросами по поводу его необычайной находки.

Эти вопросы ужаснули маркиза.

Ему было всего тридцать девять лет, и он подумывал о женитьбе, ибо считал своим

долгом не допустить, чтобы на нем прекратился столь блестящий род; кроме того, он не прочь был бы переложить на женщину заботы о хозяйстве: они были ему просто ненавистны.

Но осуществить этот план было бы трудно, если бы две девочки остались под его крышей.

Поэтому он щедро заплатил англичанке и на другой день отправил ее домой.

Ночью он принял решение, способное, как ему показалось, примирить его противоречивые устремления.

Каково же было это решение?

Об этом читатель узнает в следующей главе.

III

СЕСТРЫ-БЛИЗНЕЦЫ

Маркиз де Суде лег в постель, твердя про себя старую истину о том, что утро вечера мудренее.

С этой мыслью он и уснул.

И ему приснился сон.

Ему пригрезились былые сражения в Вандее под предводительством Шаретта, чьим адъютантом он был, и, в частности, привиделся сын одного из отцовских арендаторов, который был его собственным адъютантом, Жан Уллье, о ком он ни разу не вспомнил и с кем ни разу не встречался с того дня, как они расстались в Шаботьерском лесу, простившись с умирающим Шареттом.

Насколько он помнил, Жан Уллье, до того как присоединиться к армии Шаретта, жил в деревне Ла-Шеврольер близ озера Гран-Льё.

Маркиз де Суде вызвал из Машкуля человека, которого обычно посылал со всякими поручениями, велел оседлать лошадь, вручил письмо и приказал отправиться в деревню Ла-Шеврольер и узнать, жив ли еще некий Жан Уллье и не покинул ли он эти края.

Если он был жив и не уехал из здешних мест, человеку из Машкуля следовало вручить ему письмо и постараться привезти его с собой в замок.

Если он перебрался куда-нибудь неподалеку, гонец должен был его найти.

Если он находился слишком далеко, следовало выяснить, куда он уехал.

Если он умер, надо было вернуться и сообщить о его смерти.

Жан Уллье не умер, Жан Уллье не уехал в дальние края, Жан Уллье даже не перебрался куда-то неподалеку от деревни Ла-Шеврольер.

Жан Уллье жил в самой деревне Ла-Шеврольер.

Вот что приключилось с ним после того, как он расстался с маркизом де Суде.

Он забрался в чащу кустарника, откуда мог, оставаясь невидимым, наблюдать за происходившим.

Жан Уллье увидел, как генерал Траво взял в плен Шаретта и при этом обходился с ним со всей почтительностью, какую такой человек, как генерал Траво, мог проявить к Шаретту.

Однако это было, наверное, не все, что хотел увидеть Жан Уллье: Шаретта уложили на носилки и унесли, а он остался в своем убежище.

Надо сказать, что в лесу, кроме него, остались также офицер республиканской армии и пикет из двенадцати человек.

Через час после того, как был установлен этот пост, в десяти шагах от Жана Уллье из леса вышел крестьянин-вандеец. На возглас часового в синем мундире «Кто идет?» он откликнулся: «Друг» — странный ответ в устах крестьянина-роялиста, разговаривающего с солдатами-республиканцами.