Волчий Сват
Шрифт:
– Но у меня, – похлопал он по книге, что лежала перед ним, – есть учебное пособие.
– Покажь нам его! – крикнул кто-то.
Он воздел руку с книжкой. И все дружно загоготали. Это была «Поднятая целина» Шолохова.
– Одного тебе не хватает, – выхватился среди прочих тот же голос.
– Чего же? – простовато спросил Толкованов.
– Нагана! – догадливо выкрикнули сразу из нескольких мест.
– Зато у меня кулаки дальнобойного действия!
Теперь уже общий смех поломал зал. Потому как новый председатель был мелконького росточка и с такими миниатюрными кулачками, что, кажется, окажись рядом добрая курица,
– Ну как вы, наверно, поняли, – сказал в «предтронной» речи Мирон Назарыч, – я не кот в мешке, о котором не знаешь, какой он масти и как царапается, и не голый, что идет по базару и думает, что никто не видит. Я перед вами телешусь и карябаюсь потому, что партии так надо, а я – коммунист и мне деваться некуда.
Биография у Толкованова действительно, прямо скажем, ни с какой стороны не тянула на председательство. После школы, которую он не закончил, Мирон Назарыч пошел воевать.
– Вернее, пополз, – уточнил он. – Поелику шел я только до вагона, в котором везли на фронт. А все остальное время ползал. Потому у меня ниже пупка мозоль значительного размера вскочил.
– Ну про большину не молвь, нас есть кому проверить, – поняв его шутку как вызов к дальнейшей несерьезности, крикнул кто-то.
– Ты насчет партии-то полекше, – предупредил «сват» – представитель райкома.
– Так ежели я скажу мирянам, – кивнул он в зал, – что спал и видел себя председателем, у них половина баб от хохота загнут.
О своем, как выражались в казенной прессе, трудовом пути он сказал так:
– Потом я работал в организации, о которой говорят: «Ты нам «дас», а мы на тебя «ав-ав».
– А чего она производит?
– Это, как установили американцы, самая секретная организация в мире. Все знают, что она есть, но никто не знает, чем занимается.
После ДОСААФ, где Толкованов готовил стрелков, его забрали в школу военруком.
– Не получилось у меня с воспитанием, – признался он. – И все потому, что многие девки команду «ложись» неправильно понимают.
В руководство же промкомбината он уже был выжат извечным «надо!».
– Вызвали меня в райком, – рассказал о том, как его сделали начальником, – и говорят: «Знаешь, кто такой пустовал». Я им отвечаю: «Конечно! Этот тот, который валит, валит и все впустую». – «Чего валит?» – уточняют. «Ну вину, например».
Представитель же райкома аж ногами сучить зачал.
– Товарищ Толкованов! – шепчет. – Чего ты городишь?
Отбрыкнувшись от него ногой, Мирон Назарыч продолжил:
– А через пять минут я уже знал, как валенки валяют, платья шьют и буст… ну те самые «бухгалтеры», что лифчиками зовутся, кроят. Потому я «во фрунт» вытянулся и говорю: «Есть возглавить промкомбинат!»
И тут кто-то выкрикнул:
– Ну чего тянуть! Какую-нибудь паршивь нам партия не подсунет.
И за него проголосовали. Единогласно.
– Ты голову с меня снял, – сказал ему после собрания представитель райкома, только теперь обретший лик и голосовой дар речи. А оказался им опрятненький, как-то по-особому выструненный, как зубная щетка, старикашка, с ежиком не на темени, а на затылке.
– Так иначе бы меня не избрали, – простовато произнес Толкованов и, порывшись пальцами в своей бороденке, безошибочно высмыкнул из нее седеющий волос.
Ежели бы представитель райкома услышал то, что говорил своим «мирянам», как неожиданно «окрестил» колхозников новый председатель,
– Тот, кто идет в начальство самовывозом – это дурак полный, то есть безо всяких ограничений. А тот, кто выпихом туда определяется, – этот полудурок. Вот я ко второй категории отношусь. Потому, ежели не в ту степь борозду поведу, можете мне для первого разу морду начистить, чтобы ярче сапог сияла.
А сапоги у него действительно бликовали так, что больно было на них смотреть.
Бородаевцы, как гласила статистическая молва, переживали уже тридцать первого председателя. И все, кто занимал этот пост вновь, первым же делом как можно дальше отлучали от себя своего предшественника. Толкованов же сделал наоборот.
– У меня к вам просьба, – произнес он на заседании правления, – оставить моим заместителем Петра, дай бог ему здоровья, Петровича Чувагу.
Того, сердечного, даже пот прошиб и икота проняла, тем более, что райком, всобачив ему «сгоряча строгача вместо булки-калача» (прибаска Толкованова), не предложил взамен не только руководящей, но и другой какой-либо работы.
– Поясню для тех, кто мыслит революционными категориями, – сказал Мирон Назарыч правленцам. – Не в моих принципах рушить все «до основанья», потому как в отличие от многих не знаю, что будет «затем». А во-вторых, у старого председателя есть опыт прилюдного бития. Потому он подскажет, когда «ой» кричать, а когда одним «охом» можно отделаться. И он же, надеюсь, вовремя предупредит, чей кулак тяжелее. И, в-третьих, он, как и я, при бороде. А бороду отпускают или благородные люди, или безнадежные мечтатели. Ни одного дурака с бородой я не видел. Да вы сами поглядите: правительство у нас все бритое. Хотя главные вожди пролетариата были знатными бородачами.
Это уже потом присочинил кто-то, что Толкованов сказал:
– Село наше Бородаевка и, как известно, непаспортизировано. Так вот в оправдание его названия, и чтоб отличительность иметь, отпускайте все бороды.
– А ежели она, треклятая, у меня не растет? – спросил ветеринар Егор Федотыч Брагинец.
– Козлиную себе «прихошеминь», но чтобы борода была.
Вот тогда-то, как гласит молва, прослышав, что ни один дурак бороды не имеет, местный убожец, постоянно обретающийся у правления и прозывающийся Феклунком, стал сперва, как он сказал, «энгельситься», а потом и «маркситься», пока не добился того роскошества, которым похваляется теперь. А борода у Феклунка действительно была знатная. Широкая, как лопата, черная, в небольшую пегость немного кинутая. И с нею, как заверяют старожилы, Феклунок даже, кажется, немного поумнел. Во всяком случае кур насиловать, что за ним водилось раньше, перестал, когда же кто-то спросил его, почему он не занимается своим любимым делом, дурачок ответил:
– Жалко! Она мою бороду за гнездо приймает.
Вот какие обстоятельства имели место быть на тот час, когда Николай Алифашкин – со товарищи – переступил порог правления колхоза «Большевик».
2
– Ну чего тебе в лесу спину, что ли, почухать не об чего? – спросил Толкованов, когда Николай представился, кто он и откуда.
– Да нет, – неуверенно ответил он. – Просто хочется поглядеть, как у других…
– Кур стригут, а овец щупают? – перебивно спросил его Мирон Назарыч.