Волчонок
Шрифт:
– Достаточно, курсант Тумидус. Зачет. Свободны.
– Разрешите идти…
Спрашивать разрешения было уже не у кого: дисциплинар-легат растворился в воздухе. Щелкнула, открываясь, крышка третьей капсулы. Внутри зашевелился Гельвий Сулла – командир третьей виртуальной декурии. Две соседние капсулы пустовали. Командовавший учебной операцией курсант Катилина успел отчитаться первым.
«Хорошо, что он видит только мою голограмму, – Гракх закурил сигарету. – Парень должен думать, что я раздражен. Что я готов съесть его живьем! Особенно после инцидента со стилистом…»
Дисциплинар-легат
Гракх улыбнулся.
Из парня выйдет славный офицер, подумал он. И реакция адекватная. Та женщина с ребенком на площади… Дисциплинар-легат лично вывел уровень эмоционального давления на критический, желая оценить устойчивость психики курсанта Тумидуса. И еще раньше, когда над раненым в живот туземцем роились мухи. Два косвенных фактора; две ловушки.
Этот зачет курсант сдал на отлично.
IV
– Что у меня в руке? – спросил обер-декурион Гораций.
– Лопата, – сострил курсант Катилина.
Как и все, Катилина был голым по пояс. В одних штанах, заправленных в ботинки с высокими голенищами, он стоял рядом с Марком – рослый, крепко сбитый, лоснящийся от пота после вечерней пробежки. Чувство юмора Катилины хорошо знал весь курс. Хуже того, его знали преподаватели, включая обер-декуриона Горация, смеявшегося два раза в год, на сдаче зачетов по рукопашному бою.
– Лопата, – задумчиво повторил обер-декурион.
Предмет в руке Горация был копьем. Ужасным, варварским копьем – гибкое древко высотой до подбородка взрослому мужчине венчал мощный наконечник в форме листа ивы. Длиной в полтора локтя, очень широкий в средней части, наконечник и впрямь напоминал своеобразную лопату. Сходство усиливалось тем, что острый конец копья в целях безопасности был затуплен, сведен на полукруг; режущая кромка также была тупой.
– Первый курс! – скомандовал Гораций. – Становись!
Первогодки вихрем слетели с турников и брусьев. Миг, и строй «желторотиков» встал напротив «матерых», как называли в училище четвертый курс. Кое-кто из юнцов ухмылялся, предвкушая потеху.
– Это не лопата, – разъяснил Гораций. – Это аз-загай.
Курсанты переглянулись: до более подробных объяснений обер-декурион не снизошел. Обычное дело – Гораций обожал притащить на занятие что-нибудь убийственное, чем древнее, тем лучше, и выставить «матерых» с голыми руками против вооруженных «желторотиков». Арсенал Горация был неисчерпаем. В прошлый раз он дал первому курсу цепы для обмолачивания зерна.
– Первый курс! Разобрать оружие!
Юные либурнарии кинулись к стойке с аз-загаями. Смеясь, испуская воинственные кличи, они схватили копья и вернулись в строй, заранее примеряясь к будущим противникам. Шепотом, дабы не злить Горация, озвучивались части
– Курсант Катилина!
– Я!
– Два шага вперед!
– Курсант Сцевола!
– Я! – рявкнул могучий первокурсник.
– Атакуйте курсанта Катилину!
Богатырь Сцевола ринулся вперед, как бык. Набегая на Катилину, он сделал резкий выпад. Ужасное жало аз-загая, казалось, взвизгнуло от огорчения, когда Катилина с грацией тореро развернулся боком, пропуская удар мимо себя. Левой рукой «матерый» прихватил древко, рядом с трубкой наконечника, правой же наотмашь, тыльной стороной ладони, хлестнул Сцеволу по лицу. Хлюпнув кровью из разбитого носа, богатырь отшатнулся, утратил равновесие и чуть не упал – за миг до контратаки Катилина всем весом наступил Сцеволе на ногу.
Аз-загай остался у Катилины.
– Примерно так, – кивнул обер-декурион. – Разбились по парам!
Марку достался мелкий, невероятно юркий «желторотик». Уворачиваться от его атак – проще было бы проскользнуть между капельками дождя. Вскоре стало легче: в действиях «желторотика» наметилась схема. Он колол в горло и, промахиваясь, рубил – вернее, старался резануть лезвием на прежнем уровне. Укол в грудь, в живот, и всякий раз после промаха делалась попытка режущего удара, не меняя уровня. Отследив это, Марк наловчился сближаться с первокурсником в самый последний момент. Стоило тому после неудачного выпада отвести аз-загай в сторону, как Марк хватался за древко обеими руками – и пинал мелкого, пользуясь разницей в росте, ногой в живот. С третьего пинка «желторотик» упал на колени, хрипя. Каблук пришелся ему под дых.
– Клоун! – ухмыльнулся Катилина, дерущийся рядом.
И мотнул головой, уточняя: под клоуном он имеет в виду Марка.
– Ты еще кувыркнись…
У этой насмешки за годы, проведенные Марком в училище, выросла длинная борода. В первый же день после зачисления, за пару минут до приветственной речи дисциплинар-легата Гракха, Катилина назвал Марка клоуном. И спросил: любит ли курсант Тумидус подсрачники? Он, курсант Катилина, ребенком ходил в цирк и видел, что дед Марка любит. Значит, внук тоже должен любить. Марк проглотил обиду: началась речь. Дождавшись команды «Разойдись!», он предложил Катилине встретиться в укромном месте – и выяснить все о любви к подсрачникам.
В укромном месте драчунов ждал обер-декурион Гораций.
Позже, в лазарете, он навестил курсантов Тумидуса и Катилину. Разъяснил, что драки между курсантами караются дисциплинарными взысканиями. Уточнил, что раз драка не состоялась, то и взыскания еще не было. Все действия обер-декуриона следует рассматривать, как превентивное отеческое вразумление. Ешьте яблоки, в них много железа.
Марк так и не понял, при чем тут яблоки.
– …клоун!
Катилина был из тех, кто повторяет насмешку раз за разом, с упрямством педанта. От деда Марк знал: рассказав анекдот трижды, вымываешь из шутки всю соль. Дед Катилины был губернатором Дидоны, богатой области на побережье Лентийского моря. Когда Катилина-старший шутил, смеялись без вариантов. Даже если шутка навязла в зубах – скалились, растягивали рот до ушей, надрывали животики. Внук усвоил дедовы манеры, не вникая в подоплеку.