Волчонок

Олди Генри Лайон

Марк ждет.

– Либурнариев учат в среде варваров. Техноложцев. Гематров, брамайнов, вехденов. Кого угодно, только не помпилианцев! Что, еще не въехал?

Марк молчит.

– Тебе дают время узнать, что вокруг – люди. Инорасцы, свободные граждане Ойкумены. И в то же время они – ботва. Чуешь парадокс? В баре – люди. На стоянке – люди. На занятиях в училище – ботва. В супермаркете, на пляже – люди. Во время операций по захвату – ботва. На Сечене, Тренге, Китте, Серафиме – люди. При абордаже – ботва. После клеймения – рабы. Шаг, и люди становятся ботвой. Еще шаг, и ботва превращается в рабов. В фундамент энергетики Помпилии. Тебя учат, как маленького ребенка: нельзя клеймить объект где угодно, направо

и налево. Абордажник, ты учишься жить рядом с инорасцами. Терпеть, любить, ссориться. Пить пиво в их компании. Соблюдать законы Лиги, нарушать законы Лиги. Сознательно выбирать время нарушения и время соблюдения. Видеть грань, за которой инорасец становится ботвой! Владеть этой гранью, как оружием. На Октуберане, среди своих, ты этому не обучишься. Сорвешься там, где не следует. Волков натаскивают не кусаться попусту. Или ты хватаешь за глотку, или не скалишь клыки. Понял?

– Так точно, госпожа обер-декурион!

– Вот же дурак на мою голову…

Впереди – огни КПП. В кармане Ливии Метеллы пищит уником.

– Слушаю вас, господин обер-манипулярий! – канал связи закрытый, Марку не слышно, что говорит Назон. – Так точно! Сейчас буду… Рядовой Тумидус! Бегом в казарму…

Уником булькает. Ливия вслушивается в беззвучный монолог начальника учебки.

– Отставить, боец, – наконец говорит она. – Сопровождайте меня.

– Есть сопровождать! – козыряет Марк.

V

– Банда Гната Кожемяки, – сказал Назон.

Глаза обер-манипулярия были красней, чем у кролика. Знаменитый бас гудел приглушенно, как из бочки, но в нем слышалось рычание. От невзрачного, ничем не примечательного офицера, сосланного командовать учебной частью в захолустье, не осталось и следа. Назон бродил по кабинету, словно волк по клетке.

– Жандармы выбили их из Кучарской пущи. Это так говорится: из пущи. На деле Гнат квартировал по тамошним селам. Кое-кому платил; остальные боялись. Гнат был скор на расправу. Банду взяли во сне, тепленькими. Тех, кто сбежал в пущу, искали с собаками – и добивали. Целый день…

Назон помолчал, глядя в стену.

– Атаман Гнат ушел. С ним – ближний круг, десятка полтора головорезов. Три часа назад они ворвались в город, в дом предводителя здешнего дворянства. Юго-западная окраина, над Мышлей. Предводитель устроил бал к шестнадцатилетию дочери…

– Заложники, – кивнула обер-декурион Метелла.

Марк помалкивал в углу. Он чувствовал себя лишним.

– Заложники, – подтвердил Назон. – Человек семьдесят, в бальной зале. Больше половины – женщины. Гнат требует деньги, много денег. И вертолет, или что у них тут летает, до границы с Кышыном. Если к рассвету атаман не получит требуемое, он начнет убивать заложников. Со мной связался полковник Трубячинский, командир гусар. У него в распоряжении полк кавалерии, и он бессилен. Его люди могут штурмовать дом. Но штурм не спасет заложников…

Мелкий, быстрый в движениях центурион Плиний встал:

– Разрешите вопрос?

– Спрашивайте, центурион.

– Почему Трубячинский обратился за помощью к вам?

– У него нет выбора. Время не ждет. Кроме того, полковник Трубячинский плохо понимает нашу специфику. Для него абордажная пехота – что-то вроде десанта. Хочу сразу предупредить, во избежание недоразумений. Ни один солдат не покинет пределы учебной части. Это же относится к деканам и декурионам, не нюхавшим плазмы. Я собрал здесь только офицеров и декурионов с боевым опытом. Я не приказываю. Я излагаю ситуацию. Кто сочтет нужным, пойдет со мной добровольцем. Если вы откажетесь, я пойму.

– Только офицеров, – Плиний выразительно глянул на Марка. – И декурионов с боевым опытом…

Назон подошел к центуриону вплотную.

– Декурион Тумидус, – обер-манипулярий нажал на слово «декурион», как на педаль органа в нижнем

регистре, – не новобранец. Тренг, джунгли, четыре года. Приказ о присвоении воинского звания «декурион» рядовому Тумидусу уже подписан. Полагаете, я делаю ошибку?

– Никак нет, – отрапортовал центурион Плиний.

Он знает, уверился Марк. Назон знает о моем выборе. Он знал еще раньше, когда я и сам не догадывался. Это меняло все. Тренг, джунгли… Уверенность начальника учебки. Согласие упрямца-Плиния. Одобрительное молчание остальных. Знание Назона делало Марка Тумидуса кем-то другим, кем Марк не был.

Далеко-далеко щелкнул кнут:

«Alles!»

– Разрешите вопрос? – сказал Марк.

– Спрашивайте, декурион.

– Почему нельзя подвести аэроплатформу под видом запрошенного вертолета – и накрыть дом стационарным парализатором?

– Тренг, – без насмешки бросил центурион Плиний. – Училище.

– Да, – согласился Назон. – Училище.

– Я учился на Хиззаце…

– Какая разница? – обер-манипулярий повернулся к Марку. – Декурион Тумидус, училища, готовящие кадровых офицеров, снабжаются всем необходимым согласно приказу № 32/654. У вас на Тренге были и аэроли, и стационарные парализаторы. Учебная часть вроде нашей снабжается согласно другим нормативам. У нас нет в распоряжении необходимой техники. Она будет в тех частях, куда солдаты отправятся после окончания учебы. Вам все ясно?

– Так точно!

– Вот дом предводителя дворянства, – Назон поднял голограмму, точный макет здания, на полметра выше стола. – Бальная зала на третьем этаже. Пять человек держат заложников под прицелом. Возможно, шесть. Часовые – балкон пятого этажа, выходит на Мышлю, балкон четвертого этажа, выходит на Ерзов тракт. Остальные рассредоточены по дому. Окна, входные двери…

– Заклеймить кого-то из часовых, – предложил опцион Геганий. – Воспользоваться им, как рабом.

– Не выйдет. Я уже продумывал этот вариант. Клеймение требует времени, потому что объект сопротивляется. Но не это главное. Для клеймения необходим тесный визуальный контакт с оптимального расстояния, не осложненный плохой видимостью. Мы лишены такой возможности. Темно, далеко; нереально. Возвращаемся к необходимости скрытного проникновения в дом. Со стороны Мышли балкончики – на каждом этаже. Плюс шум реки. К сожалению, нас это не спасает. Чтобы подняться наверх, не потревожив часового, нужен опытный скалолаз или дрессированная обезьяна…

– Разрешите?

Марк ждал приказа заткнуться, но его не последовало.

– Слушаю вас, декурион Тумидус.

– Кажется, – сказал Марк, – у меня есть дрессированная обезьяна.

VI

Хата, подумал Грыць Кочумай.

Он так ясно представил ее – беленую хату с мальвами на подворье, с сизым дымком над трубой, с гавкучим кобелем на цепи – что даже чуточку согрелся. Грыць торчал на клятом балконе третий час, сменив промерзшего насквозь Зеленку. Скурил чуть ли не весь кисет, проклиная холод и сырость. Ничего, скоро прилетит винтокрыл. Погрузимся и – гайда на Кышын. Гнат обещал денег, много денег. Гнат держит слово, ей-богу, держит. Куплю хату, сказал себе Грыць. Женюсь, возьму девку с гарбузами-цыцьками. Может, мельницу поставлю…

– Ой, не ходи, Грыцю, – еле слышно запел он, притоптывая, – тай на вечорныцю…

– Эй? – спросили снизу. – Выпить хочешь?

– Шо? – не понял Грыць.

– Самогонки хочешь? Держи, командир…

Грыць подошел к перилам, наклонился. Внизу, в люльке предрассветного тумана, уцепившись левой рукой за чугунный вензель, болтался хлопец. Малой, придурочный, в косматой шапке. У хлопца было лицо старого чорта. Смеясь, чорт-хлопец протягивал Грыцю открытую флягу, откуда шибало ядреным первачом. Такой гнал дед Охрим, из палых яблок.