Волчья хватка
Шрифт:
– Ну что, оборотень? – сказал он громко. – Посмотрел на свою вотчину? Показал невесте?
Его внезапное появление, тем паче в день возвращения, ничего хорошего не сулило. Значит, уже пробежала молва, куда и с кем идет избегнувший сирого существования вотчинник…
Ражный молчал, и это вдохновляло калика.
– Да, плотно обложили тебя, – с усмешкой продолжал он. – Осквернили родовое Урочище, вот даже камень с могилы увезли. И припасть не к чему! Ну, разве что к груди своей избранницы!
Было непонятно, чем подкреплена такая дерзость сирого. Ражный огляделся.
– Ты зачем пришел?
– Поруку
Пиров на ристалищах могло быть всего три: Свадебный, Тризный и тот, что свершился в Валдайском Урочище с волком, – Судный, назначаемый не Пересветом, а Ослабом.
Ражный почуял, что за этим обычным трепом скрывается что-то серьезное, может, судьбоносное. Просто сирые, когда-то выпотрошенные и разделенные на количество насельников, своим беззаботным и веселым нравом восполняли утраченное. Говорят, и умирали со смехом…
– Нет, ты вообще везучий аракс! – все еще потешался калик. – Даже в Сиром подфартило: кукушку отыскал! Да еще какую! У Сыча нареченную отбил! Приговора Ослаба избежал, из-под его суда вывернулся! Ловкий ты, брат, сразу видно ловчий род. Да только не миновать тебе судьбы, Ражный… Что смотришь невесело? Я же тебе поруку принес, а благодарности не вижу!
– Много брешешь, сирый! – Ражный приблизился к калику, не отпуская руки Дарьи. – Если с порукой пришел, говори, где, когда и с кем. А нет – топай отсюда.
– Где и с кем – известно! – еще больше раззадорился тот. – Но когда, это пусть тебе Пересвет сам скажет. Меня не уполномочили… Иди домой и спроси!
– А где боярин?
Калик посмотрел на заходящее солнце, приложив руку козырьком.
– Твоя дубрава под бдительным присмотром, так, должно, в отцовском доме ждет… Тут кругом посты да засады, окольными путями рыскать приходится.
Дядька Воропай, отнявший у отца боярскую шапку и, по сути, лишивший его судьбы аракса, не имел права переступать порога…
– Зачем он пришел? – глухо спросил Ражный. Рука Дарьи на мгновение расслабилась и тут же окрепла.
– Как тебя иначе-то в строй поставить?.. Явился собственной персоной… Скажу одно – поспешать тебе надо, путь-то не близкий. Сегодня в ночь и отправляйся, а то придешь к шапочному разбору.
– И куда же мне идти?
– А дорогу ты знаешь – в Сирое! Второй уж раз не поведу, сам найдешь. Видишь, вотчины позорили, и не только твою. Одно у нас Урочище осталось нетронутым. Там нынче всем Пир назначен, все нынче званы…
– Какой Пир, сирый?!
– Святой – какой же еще? Святой Пир, Ражный! А ты не рад… Эх, вот уж попируем! Сам погляди, ходим уже с опаской по своей земле. Обложили нас, как волков в загоне, камень вон с могилы и то утащили…
Ражный склонился, осторожно собрал ладонями снег с могильного холмика и растер лицо…
Дядька Воропай нарушил неписаный закон и переступил порог. Правда, как и положено незваному гостю, он сидел у входа и смотрел на вечернее багровое зарево. Одет он был
Поскольку облачались в боевой доспех лишь в единственном случае…
В тот же вечер шеф вручил Савватееву материалы аналитического отдела и на своей машине отправил на конспиративную дачу в Лесково – туда, где провел свои последние дни Мерин и которая теперь вместе с должностью начальника Управления переходила к нему для оперативного использования. Уже это обстоятельство вызывало пока тихое неприятие, а вернее, отторжение: повсюду как напоминание были стены, стулья, посуда, которой пользовался самоубийца, окна, куда он смотрел, махровый халат, что надевал после ванны, тапочки, еще сохранившие запах предшественника. Где-то в «людской» части просторной дачи сидел личный охранник и одновременно связист и повар; за воротами бродила в темноте негласная охрана, и не исключено, глаза видеонаблюдения фиксировали каждый его шаг, включаясь, как только он переступал порог другого помещения.
В такой обстановке надо было все время делать умный вид озабоченного делом человека, и, послонявшись по даче, Савватеев понял, что никогда не сможет заснуть в постели Мерина, на которой лишь заменили белье, поэтому устроился с аналитической справкой в комнате, где они пили коньяк с покойным начальником, – чтобы дождаться утра…
И позвонить Крышкину.
Только получив ответ, можно было определиться, что делать дальше.
Если он будет отрицательным, то есть генетическая экспертиза подтвердит, что у него нет дочери, тогда и нет смысла читать объемное, в килограмм весом, творение аналитиков – просто не хватит сил, ни физических, ни эмоциональных.
Но если ни о чем не ведающий младший эксперт, лейтенант медицинской службы Крышкин совершит чудо…
Савватеев не мог позволить себе завершить эту мысль, помечтать, что тогда может быть, суеверно отплевывался, косясь на предметы, развешанные по стенам, где могли быть вмонтированы камеры. И чтобы хоть как-то отвлечься, измученный под утро, он все же раскрыл прошитую, пронумерованную и опечатанную папку аналитической справки.
И в тот же миг узрел список ознакомившихся с материалом лиц, приклеенный на форзаце.
Первым стоял Мерин! И судя по дате, читал он эту справку всего полтора месяца назад. То есть в то время, когда по поручению шефа приступил к розыску Каймака…
Савватеев был вторым – по крайней мере, фамилии шефа в списке не значилось.
Результат ознакомления Мерина со справкой был известен.
Развязка – тоже…
Прочитал и не пожелал больше служить? Но если бы разочаровался, не веселился бы, не сидел, распираемый внутренним восторгом…
За что ни возьмись, всюду чувствовались прямые или косвенные следы покончившего собой предшественника. И он, Савватеев, с легкой руки Мерина, теперь шел по ним, смотрел его глазами, сидел на тех же стульях, открывал одни и те же папки с секретными материалами…