Волчья песнь
Шрифт:
– Где-то наверху, - откликнулся Димка, - я видел, как он ушёл туда, когда мы уже костёр разжигали.
– Я сейчас, - шепнул Горька девушке, поднимаясь на ноги.
– Посмотрю, что там с ним.
Неслышно ступая, юноша поднялся на холм.
– Сань?
– негромко окликнул он.
– Я тут, - ответил Сашка. Он сидел за большим, почти строго пирамидальным, валуном, в тени - и сейчас он поднял руку, показывая, что действительно здесь.
Горька присел рядом, подогнув под себя ногу. Посмотрел и скоса.
–
– Так...
– нехотя ответил Сашка, качнув своим "хвостом". Горька различал, что лицо у него грустное.
– Ничего страшного, просто хочется побыть одному...
– Эй, эй. Мысли об одиночестве до добра не доводят, - Горька подтолкнул Сашку в плечо.
– Ты многовато на себя взвалил, тебе не кажется?
– Может быть, - по-прежнему неохотно, словно давил из себя слова, сказал Сашка.
– В любом случае мне надо отдохнуть.
Они какое-то время молчал, глядя в густо усыпанное крупными звёздами открытое небо. Они редко видели эти звёзды - лес, лес, лес... Он и сейчас шумел вокруг - апрельский лес, какую-то неделю назад одевшийся первой листвой. Лес этот они любили, но они были русскими, они были землянами, а значит - не могли жить без неба, не могли жить без звёзд...
– Ты всё ещё думаешь об Ане?
– неожиданно спросил Горька. Сашка глянул изумлённо, потом потёр лоб:
– Да... я...
– и замолчал снова.
Аней звали девушку Сашки. В прошлом июле она погибла в перестрелке на монорельсовых путях. В отряде все помнили, как двое суток Сашка нёс её мёртвое тело, не слушая тех, кто говорил ему - она мертва... Сашка ничего не ответил больше, но всё и так было ясно. Горька понял это, но они с Унтеровым-младшим (и уже давно - единственным...) были друзьями, и он не мог оставить Сашку в таком состоянии:
– Послушай... У Димки была Мэсси и Люська была девчонкой Ромки. Ромка и Мэсси погибли, и Димка с Люськой вместе. У Олмера нет девчонки, у Нинки - парня...
– Горь, я не могу понять, какого пня ты сравниваешь?
– Сашка печально улыбнулся. Димка и Мэсси, Люська и Ромка... они же познакомились уже здесь. А мы с Анюткой... я её помню, сколько помню себя. Нинка - ты же знаешь... она подвинутая на убийстве после гибели своих. А Олмер...
– Сашка улыбнулся уже хорошо.
– Ну, он ещё совсем мальчишка, подрастёт - отобьёт у тебя Галинку.
Горька усмехнулся:
– Не отобьёт, бесполезно!
– Ну не отобьёт, так не отобьёт... Горь, Галинка у меня тут, - Сашка прикоснулся к груди.
– Если она и выпадет отсюда, то это произойдёт не усилием моей воли и не твоими разговорами. Так что не надо об этом говорить.
– Сань, - Горька вздохнул, - а что если нам вернуться? Тут всего три тысячи километров. За полгода дойдём, а там... там всё уже улеглось.
– Я почти и забыл, как это - просто жить. Да и помнил ли?..
– Ты не ответил, - требовательно сказал Горька. И Сашка ответил - но ответил вопросом:
– Ты хочешь вернуться?
Они смотрели друг другу в глаза несколько секунд. Потом Горька засмеялся невесело:
– Ты же знаешь ответ, зачем спрашиваешь?
– А ты зачем спрашиваешь? Скажи, ты, вот ты - когда-нибудь не думаешь о мести? Вот чтобы у тебя совершенно этого не было в мыслях?
– Никогда, - тихо сказал Горька.
– Столько лет прошло, а я до сих пор иногда... даже не во сне, наяву - закрываю глаза и вижу...
– он вздрогнул. Сашка быстро положил ему руку на плечо - Горька вздохнул, как всхлипнул.
– Вот так, - резюмировал Сашка.
– Вопрос снят с повестки дня. Мы тут не по приказу, а... ну, по велению души, если предположить, что она у нас ещё осталась.
– Столько лет...
– тоскливо сказал Горька.
– А если мы проиграли войну? Если мы последние люди в Галактике, которые сопротивляются? Если...
– Это ничего не меняет, - твёрдо подчеркнул Сашка. Они снова посмотрели друг на друга - и рассмеялись вместе.
– Поменялись ролями, - сказал Сашка.
– Ты всегда так - приходишь и оттягиваешь на себя тоску.
– Тебя, по-моему, ещё что-то беспокоит, - проницательно заметил Горька.
– Так...
– Сашка подался вперёд, обхватил руками колени.
– Хотелось бы мне точно знать - где мы сейчас и где основные гарнизоны обезьян. Мы ведь два месяца по чащам отсиживались после той погони, небось, всё поменялось... Жаль рацию кокнули.
– Новую достанем, получше, - махнул рукой Горька.
– А что до остального... может, Люську попросишь?
– Да ну...
– покачал головой Сашка.
– Она после каждого раза пластом лежит сутки... Может, лучше давай прикинем на твоих палочках?
– Балушки, - махнул рукой Горька.
– Если б не твои балушки - нас бы прошлой осенью - как лягву на кочке даванули бы.
– Совпадение, - возразил Горька. Сашка подтолкнул его:
– Ну давай, давай, я ж вижу - тебе самому до смерти хочется!
– Ничего-то от тебя не скроешь, - проворочал Горька, усаживаясь со скрещенными ногами и запуская руку в карман, подшитый к изношенному ремню.
Оттуда он достал горсть небольших - пару сантиметров на сантиметр каждая - палочек из орешника с тщательно вырезанными ножом и окрашенными бурым рунами. Таким гаданием Горька Белкин начал увлекаться ещё до того, как началась их эпопея - ещё малышом, ему рассказал об этом и показал кое-что англосакс-офицер из гарнизона. С началом же партизанщины руны стали давать странный эффект.