Волчья свадьба
Шрифт:
– А почему ты бросил его рядом с берегом? – слушая Вадима, спросил Петрухин. – Можно ж было бросить подальше, чтобы унесло течением.
– Барон перемудрил… – Ежонов безнадежно махнул рукой. – Типа Хуха пошел купаться, и у него в воде прихватило сердце. Слушайте, а как же ваши спецы сумели найти препарат в его крови? Мне гарантировали, что он сразу разрушается, и ни один академик не сможет определить, отчего наступила смерть!
– А препарат-то откуда?
– Ланцет где-то достал… Ну это один шнырь, работает в больничке…
– У
– Да-а-а… – удивленно протянул Ежонов. – Так вы и про него уже знаете? Охренеть…
– Знаем, и хорошо знаем. А что касается препарата дигиталиса, то он, скорее всего, или левый – какой-то безработный фармацевт у себя на кухне набодяжил, или китайский. У них степень очистки обычно невысокая. И поэтому, помимо действующего вещества, остаются какие-то иные включения. Отраву-то эту из травы производят. Видимо, остались какие-то пептиды, которые не разрушились. А опытному биохимику их найти – раз плюнуть.
– Тудышкина в душу!.. – схватившись за голову руками, охнул Вадим. – Это что за жизнь пошла? Кругом – одна халтура. И эти черти узкоглазые… одно дерьмо производят! А разве не так? Пистолеты и автоматы у них – дерьмо, тачки – дерьмо. Блин, даже яд дерьмовый делают!
– Так, возвращаемся к главной теме нашего разговора. – Борис хлопнул по столу рукой. – Только что твой подручный дал признательные показания, согласно которым Сольцову убил тоже ты. Подтверждаешь?
– Вот шакал! – Ежонов яростно скрипнул зубами. – Да… Я ее напоил… Ну а куда деваться? Приказ дали – выполняй. Иначе – самому кранты.
– Приказ отдал Барон?
– Барон… – угрюмо согласился Вадим.
– Или, по паспорту? – испытующе прищурился Петрухин.
– Барон – это… это Вячеслав Дрыгалов, – нехотя выдавил Ежонов, в последний миг запоздало ощутив досаду из-за своей излишней откровенности.
– Вот как? – без особого удивления отметил Петрухин. – Ну я чувствовал, что он не случайно постоянно старался бить по рукам и все время искал способ, как отстранить меня от следствия. Тогда, выходит, и тот аналитик завязал драку по заказу?
– Да, его Барон попросил. Они ж кореша – вместе в казино, вместе по бабам… Мне когда дали ЦУ убрать Сольцову, я сразу им поставил: пока на острове опер – и не мечтайте. Ну Барон пообещал, что, мол, опера сегодня же увезут в реанимацию, да еще, гляди-ка, и посадят. А вышло по поговорке: пошли за шерстью, да стрижеными вернулись.
– Так! Все это, насчет аналитика, надо немедленно изложить отдельно, – Борис указал Ежонову на стол у окна, где лежали бумага и привязанная к столу крепким шпагатом шариковая авторучка.
Через четверть часа, когда Вадим подал исписанный лист бумаги, зазвонил сотовый Петрухина. Голос Рудакова звучал сипловато и безрадостно:
– Бросай все дела. Надо срочно прибыть в управление.
– Не могу. Я веду допрос, оформляю чистосердечное признание.
– Приедешь – узнаешь, – с тяжким вздохом уведомил Рудаков, и в телефоне зазвучали гудки отбоя.
Вызвав конвой и проводив Ежонова в камеру, Борис собрал в папку все уже наработанное и, положив в карман диктофон, на который также записывал показания задержанного, отбыл в ОблУВД. Он уже примерно догадывался, что за сюрприз его там ждет. Но теперь уже никакие «наезды» ему были не страшны.
В кабинет Рудакова он вошел с чуть заметной ироничной улыбкой, вполне конкретно представляя, кто сейчас там может быть. Его догадка оказалась абсолютно верна. Помимо хозяина кабинета, хмуря бровь, за столом сидели зампрокурора области – набычившаяся, крупнотелая дама в синем мундире – и двое мужчин в штатском. Как можно было понять, представители службы собственной безопасности.
– Здравствуйте, господа! – со все той же легкой иронией поздоровался Петрухин. – Я так понимаю, вы намерены сказать мне нечто весьма важное?
– Гражданин Петрухин, – вальяжно начала говорить зампрокурора, как-то механически двигая накрашенными губами, но Борис ее перебил.
– Как? – рассмеялся он. – Уже гражданин?! Однако вы слишком уж спешите, госпожа зампрокурора.
– Вы меня не перебивайте, а лучше послушайте, по каким статьям очень скоро будете отвечать перед судом! – раздраженно выпалила прокурорша.
– Прекрасно! Я потребую суда присяжных. И в их присутствии расскажу тако-о-о-е! О-о-о! Это будет сенсация.
– Потрудитесь не паясничать, а вести себя подобающим образом! – залившись свекольным румянцем, взвизгнула та. – Константин Федорович, в чем дело? Почему в вашем кабинете ваши подчиненные ведут себя столь развязно?
– Послушайте, подполковник Петрухин, вы прекрасно знаете, в чем дело, – поднялся с места один из мужчин в штатском. – В пансионате «Аттика» поздним вечером вы устроили пьяный дебош, нанеся тяжкие телесные повреждения отдыхающим там гражданам, в том числе представителю областного руководства. Поэтому кончайте-ка этот дешевый балаган и будьте добры положить на стол удостоверение и табельное оружие.
– Мне в обморок падать прямо сейчас или немного погодя? – Борис смотрел на эсэсбэшника с нескрываемой насмешкой.
– Борис, у тебя что-то есть? – уже поняв подоплеку его сарказма, прищурился Рудаков.
– Разумеется, – кивнул Петрухин, доставая из папки показания Ежонова. – Ознакомьтесь. Тут как раз и рассказывается, откуда «ноги растут».
– Что это? – Прокурорша недовольно скривила губы.
Эсэсбэшники обеспокоенно переглянулись, как бы говоря друг другу: пролетаем как фанерки над Парижем… Глуховато откашлявшись, начальник УВД взял лист с показаниями Ежонова.
– Д-да-а-а! – пробежав глазами по строчкам, Рудаков удивленно выпятил нижнюю губу. – Вот это, я вам скажу, кордебалет!..