Волчья тень
Шрифт:
– Этому тебя учат в школе?! – возмутилась она. – Картиночки рисовать, вместо того чтобы вбить тебе в голову что-нибудь полезное и вытряхнуть оттуда хоть малость тумана?
И она разорвала картину. Разорвала, бросила клочки на пол и отлупила меня, чтоб я не ревела.
– А теперь, милочка, – приказала она, – отнеси этот хлам туда, где ему место, и больше не таскай домой такой дряни.
Это воспоминание так и не перестало причинять боль. И дело не в том, что это было со мной, хотя каждый раз, как это вспоминается, мне хочется обнять ту маленькую девочку, которой я была, прижать к груди, поцеловать в макушку, как меня никогда не целовали, и сказать,
Но больно мне потому, что я думаю обо всех других ребятишках, которым так же плохо или даже хуже. С которыми такое происходит до сих пор, прямо сейчас, в эту минуту. Дети – самые прекрасные сокровища, которые нам достаются в этом мире, но слишком большой процент населения неизменно рассматривает их как обузу и неудобство, если не как свою собственность или игрушку.
А потом люди удивляются, что я предпочитаю нашему миру страну снов.
Я вздыхаю. Все это меня угнетает. Лучше просто уснуть и перебраться в другой мир. Вовсе это не передышка. Просто бегство – коротко и ясно. Теперь, зная дорогу, я могла бы просто собрать вещи и уйти туда навсегда. А мир пусть обходится без меня.
Но, наверное, я просто не так устроена. Я давным-давно перестала убегать от неприятностей, что бы там ни говорил Джо. Я знаю, что прежде, чем совершить что-то всерьез в стране снов, должна разобраться с проблемами здесь. Беда в том, что я не знаю, что я могу с ними сделать, кроме как просто склеить Сломанную Девочку. Мне казалось, я давно примирилась со своим детством. Того, что со мной было, уже не изменить. И я всю жизнь делала все, что в моих силах, чтобы такого не случалось с другими детишками.
Но, как видно, этого мало.
Я пробую пошевелить парализованной рукой. Ногой. Пытаюсь просто ощутить, что они есть. Хоть что-нибудь. Если прежде всего мне придется залечить внутреннюю рану, похоже, так я и останусь здесь на всю жизнь.
Роскошно. Теперь мне еще тоскливее.
Задумываюсь, удастся ли мне просто заснуть, не переходя границу, – ведь после каждого перехода искушение остаться там становится сильнее. Придется спросить Софи, когда она завтра придет, как это делается.
Пока я даже не пытаюсь. Закрываю глаза, но вместо сна являются картины. Они проплывают перед глазами: все полотна, про которые Венди сказала, что их испоганили. Мои геммины и гоблины из подземки, эльфы со свалки и горгульи, слетевшие с крыш.
Я открываю глаза, но от слез потолок как в тумане.
И тут мне представляются картины, которых я еще не нарисовала. Для начала Тоби и Джолена. И милая сценка: мы с Венди порхаем в небесах.
Мне не дано дара Изабель. Я не умею давать жизнь образам своих картин. Ее же искусство призывает духов, способных двигаться и общаться с людьми в Мире Как Он Есть и существующих, пока целы их портреты. Она своими красками словно открывает двери между мирами. Но и от моих работ что-то рождается. Не то чтобы живые духи, как от ее картин, но что-то. Как минимум они напоминают людям, что во всем есть душа, даже в заброшенном доме или в разбитой машине. Или заставляют вспомнить, как видят мир дети, а это тоже не так уж мало. Миру не помешает, если будет немножко больше распахнутых от удивления детских глаз.
Я живу и дышу искусством. Не могу представить себя без него. Что для других людей – дневник, хранящий события их жизни, то для меня – этюдник, альбомы с набросками. Перелистывая их, не увидишь
Но наброски в моем альбоме остаются со мной. Глядя на страницу, я в точности вспоминаю, где была тогда, что думала, что чувствовала, что творилось в моей жизни. Я еще в университете завела привычку хранить наброски, и до самой больницы не было дня, чтобы я не сделала зарисовки, хотя бы беглой.
Теперь этому конец. Все ушло. Искусство больше не будет моей дорогой. Оно останется чужим занятием, чужим путем, а мне придется только смотреть вслед идущим да любоваться тем, что они приносят с собой из путешествий.
Вот я и совсем расплакалась. И не могу остановиться. Даже высморкаться не могу. Начинаю задыхаться от соплей, но сиделку позвать стыдно. Кое-как поворачиваю голову и выкашливаю слизь на подушку. Она стекает мне на шею, на плечо. Но это не помогает. Я все равно задыхаюсь.
В конце концов я плюю на гордость и нажимаю кнопку вызова.
Я просто не могу перестать плакать.
Джо шалый пес
В стране духов не существует карт. Сдается мне, когда Великий Дух задумал создать манидо-аки, ему просто не пришло в голову, что нам понадобится отыскивать там те или иные определенные места. Он сотворил для нас лоскутное одеяло земель духов и снов и еще манидо-тевин – дом духа всего того, что живет или жило в Мире Как Он Есть: животных, растений, камней, рек, холмов, зданий. У всего существующего свой манидо-тевин. Кое-кто называет их абинас-оди – дом сердца: твой собственный клочок одеяла, знакомый, как биение пульса, единственное место, которое навсегда принадлежит тебе.
Но чем глубже заходишь, тем более дикой и непредсказуемой делается земля. Зайди достаточно далеко – и ты на чужой планете, а все известные тебе законы природы переворачиваются с ног на голову.
В таких местах, как любимый Софи Мабон, минуты тикают почти с той же скоростью, что и в Мире Как Он Есть. Между этими лоскутками протянулась паутина троп, и время на них тоже общее для обоих миров. Но, постаравшись, ты найдешь другие, тайные дороги, где время застыло неподвижно или сворачивается, так что, пока ты шагаешь по ним, времени не проходит вовсе. И места такие же есть: крошечные участки или целые земли. Большой лес – эхо первого леса, в котором так много времени проводит Джилли, – тоже такой. Но сойди с этой тропы, покинь пределы земель без времени – и кто знает, что ты найдешь?
Чаще всего – текучие земли, где время течет быстрее, чем в Мире Как Он Есть. Ты можешь пробыть там целый год, а в мире, который ты оставил, пролетит всего несколько минут. Но есть и дороги с медленно текущим временем. Проведешь на них ночь – и вернешься, как Рип Ван Винкль, сто лет спустя. Не лучшая мысль для того, кто оставил в Мире Как Он Есть то, что ему дорого.
Народ вроде меня чует такие места. Я держусь подальше от уголков с медленно текущим временем, потому что в оставшемся за спиной мире меня ждут. Если приходится бродить в глуши, я стараюсь не покидать текучих земель. Моя кровь позволяет не жалеть времени. Я не бессмертен, но из долгоживущих. Это в крови, но еще и побочный эффект долгих странствий в тех местах. Видимо, виновато особое свойство воздуха.