Волчья звезда

Галина Мария Семеновна

— И все-таки, — упорствовал Симон, — люди везде одни и те же, Винер. Смотри — Улисс говорит, они вполне восприимчивы… и если у Лагранжа добились чего-то, это и мы можем…

— Там нет таких дремучих суеверий — Лагранж говорит, они скорее прагматики.

— Значит, там свои трудности, Винер на какое-то время замолк, его пальцы нервно перебирали бумаги на столе.

— Ты знаешь, — наконец сказал он, — я все думаю… Может, мы выбрали неверную стратегию… Потому и не замечаем очевидного. Если мы все-таки

предположим, что туземцам доступно нечто, недоступное нам… Что-то они такое знают…

— Ты о чем?

— О способности ощущать какие-то тонкие материи…

— По-твоему, их суеверия имеют под собой реальную основу?

— Почему бы нет? Возьми эту историю с Гидеоном!

Симон вздохнул.

— Человечество, — сказал он, — похоже, просто вернулось в первоначальное состояние. Возможно, пик цивилизации, на который оно когда-то вышло, оказался очень неустойчивой точкой; либо продвигаешься вперед, совершая какой-то качественный скачок, либо скатываешься назад, обратно во тьму. Они скатились во тьму.

— Да, но мы…

— Мы были отторгнуты от человечества, разве нет? Это мы — изолят, не они. Мы — исключение. Они — правило.

— Это, — сказал Винер, — всего лишь гипотеза.

— А что нам еще остается — только строить гипотезы. Но знаешь, если гипотеза банальна… она, скорее всего, справедлива…

— Я знаком совсем с другим крылатым выражением… — пробормотал Винер. — А, привет, Оливия.

Оливия растерянно кивнула ему.

— Симон, — тихо сказала она, — я хочу тебя спросить…

Винер смотрел на них из своего угла, и под его взглядом Симону было неуютно.

— Да? — сказал он.

— Я тут разбирала архивы, — она бессознательно теребила золотистую прядь, — ну, знаешь, те, что мы нашли в подвале. Но, Симон, там такие ужасные вещи… Я не понимаю… Если это выдумка…

— Ты о чем?

— Протоколы допросов… там сказано… я не понимаю. Ямы с негашеной известью… Лагерь… Какой-то Фогель…

— Тебе не надо было этим заниматься, — быстро сказал он, — я поговорю с Коменски.

— Но это же выдумка? — ее серые глаза с черным ободком вокруг радужки с надеждой глядели на Симона. — Я хочу сказать — может и было что-то в этом роде, какой-то один маньяк… но не в таком же масштабе!

— Ну, — проговорил он успокаивающе, — ты же знаешь, тогдашние авторы были склонны все преувеличивать. Жаль, что не сохранились магнитные носители. Там наверняка бы были соответствующие пояснения. Но они оказались так ненадежны…

— Но зачем такое выдумывать?

— Не знаю, — он пожал плечами. — Может, ради острых ощущений…

Она кивнула и направилась к двери, обернувшись на прощание уже из тьмы коридора. Лицо у нее было бледным и нежным, как речная лилия.

— Прелестное создание, — пробормотал Винер.

— Она тебе не нравится,

верно? — напрямую спросил Симон.

Винер поднял глаза от распечатки.

— Нет. Мне не нравится, с каким напором она эксплуатирует свою женственность… Это нечестно, Симон.

Симон вздохнул.

— Это бессознательная стратегия. Она очень напугана, вот и все. Она ищет… поддержки.

— А ты, разумеется, охотно готов сыграть роль этакого мужественного землепроходца…

— Я сделаю все, что она хочет. Если ей от этого будет легче.

— И пойдешь уговаривать Коменски, чтобы он освободил ее от работы с архивами?

— Да, — подтвердил Симон, — пойду.

— И на кого же он ее свалит, эту работу?

— Да я сам возьмусь, — сказал Симон, — что мне…

— И тоже будешь думать, что ямы с известью — выдумка?

Симон пожал плечами,

— Не знаю… А ты?

— Это вполне в их духе, — сухо заметил Винер, — не удивлюсь, если ямами там дело не ограничилось… Они еще и не на такое способны… Мы не на тех вышли, вот и все…

— Винер, — устало спросил Симон, — а те-то где?

Коменски он нашел в аппаратной — тот слушал музыку, удобно устроившись в кресле, но, увидев Симона, остановил воспроизведение и вопросительно поглядел на вошедшего.

— Что новенького? — спросил он, без особого, впрочем, интереса; отыщи Симон что-то достойное внимания, все бы уже об этом знали, а уж руководитель экспедиции — в первую очередь.

— Никак, — сказал Симон, — вернее, пока никак.

— Если ты хочешь о чем-то поговорить…

— В общем, да, — вздохнул Симон, — но это касается не меня. Это касается Оливии.

— Да?

— Ты же знаешь, она работает с архивами… И она всегда очень глубоко…

— Говори прямо, Симон.

— Хорошо. Прямо. Нужно освободить ее от этой работы. Мне кажется, она на пределе.

— Все мы на пределе. Она не исключение.

— Я говорил с ней — она испугана.

— Брось, она крепче, чем кажется.

— Не уверен. Ей все время приходится сталкиваться с документально зафиксированными проявлениями социального безумия — кто такое выдержит? В наших архивах ничего подобного не было. А сейчас она наткнулась на описание каких-то массовых казней. Она в растерянности. Я, правда, сказал ей, что все это может быть и выдумкой… фикцией…

— А сам ты как думаешь? — спросил Комен-ски, не отрывая взгляда от блестящей поверхности стола.

Симон помялся.

— Сам знаешь, в колонии были учебники истории, правда, сводные — все, что относилось к эпохе до Больших Перелетов, там изложено очень бегло… Но что-то в этом роде вполне могло иметь место. Иногда мне кажется, что в какой-то момент люди начали стесняться своего прошлого. Хотели начать все сначала — с чистого листа.