Волчья звезда

Галина Мария Семеновна

Симон покачал головой. Он чувствовал себя очень усталым.

— Нет… не только в той истории… Быть может, они по-своему правы… Мы действительно опасны. Или можем стать для них опасными…

— Но ведь никто из нас… больше никто из нас… не причинил им никакого вреда…

— Чего ты от них хочешь, Гидеон? Это всего лишь люди…

— Нет! — Гидеон так дернул рычаг, что авиетка накренилась, — Неправда! Это они — подделка! Я — человек!

— Конечно, человек, — примирительно сказал Симон, — успокойся…

Гидеон

плакал — по щекам его текли слезы. Впрочем, быть может, все дело было в бьющем в лицо ветре. Авиетка дергалась и плясала в воздухе, словно припадочная, потом неожиданно начала зарываться носом.

Симон отпихнул напарника и положил руки на рычаги управления.

— Пусти, — сказал он, — я сам.

Гидеон не сопротивлялся, но прошло еще какое-то время, прежде, чем он сумел разжать занемевшие пальцы.

— Ноги! — крикнул Симон.

— Что?

— Убери ноги с педалей!

Машина опасно накренилась, потом вновь выпрямилась, и там, за спиной у Симона блуждающее светящееся пятно повторило их вираж…

Он шарил по панели в поисках запасной пары защитных очков, но их не было, и перед глазами все сливалось в пеструю, расплывчатую мешанину… Зато в углублении лежали наушники, и, когда он надел их, они буквально взорвались серией сигналов.

— Он все еще там! — крикнул он.

— Кто?

— Не знаю, но он все еще там.

Рычаг заело в пазах, словно он пытался отчаянно сопротивляться чужой руке, и пока Симон, стиснув зубы, сражался с ним, авиетка потеряла высоту, и теперь он мог отчетливо видеть ее тень, скользившую по траве чуть впереди.

Он даже не знал, в том ли направлении они летят, но когда подкрутил верньер, писк в наушниках стал еще громче.

— Мы приближаемся, — сказал он.

Писк становился все громче, теперь его можно было услышать даже сквозь яростный вой ветра, казалось, он разрывал череп, и чужая земля плыла под ними, точно рельефная карта, и один из светящихся шаров, оторвавшихся от чудовищного скопления, все еще плыл позади, неторопливо, точно огромный, сошедший с ума мыльный пузырь, но Симон больше не обращал на него внимания.

Смаргивая слезы, он смотрел вниз.

Горы казались отсюда смятыми складками бурого покрывала, на котором кое-где расплывались зеленые пятна, потом зелени стало больше, она выцвела, потом побледнела, авиетку подбросило в каком-то восходящем потоке, и Симон понял, что они перевалили через хребет и летят над предгорьями.

Теперь уже он мог различить две ползущие крохотные точки.

Симон обернулся к Гидеону и крикнул, перекрывая разрывающий уши писк и надсадное гудение мотора:

— Гидеон! Ты меня слышишь? Там кто-то есть, они уцелели! Гидеон!

Он никак не мог разглядеть глаза Гидеона, спрятанные за защитными очками,

и это почему-то было страшно… Ветер бил его по лицу, заглушал его собственный голос, не давал вздохнуть…

— Гидеон! — отчаянно завопил Симон. — Не уходи! Пожалуйста…

Он плакал, вглядываясь в степь. Точки превратились в фигурки, крохотные, точно на экране дальнего наблюдения. Он дотянулся до рычага управления, потянул его на себя, авиетка клюнула носом и стала снижаться, нехорошо заваливаясь на бок. Какое-то время у Симона ушло на то, чтобы выровнять ее, и он потерял тех из виду, а потом увидел совсем близко: они стояли неподвижно, запрокинув вверх головы. Симон отшвырнул уже не нужный наушник и сразу стало очень тихо. «Земля здесь была почти ровной, — подумал он, — может обойдется»… Шасси авиетки ударились о грунт, машина подскочила, зацепила крылом за кустарник, оказавшийся неожиданно высоким, пронеслась еще метров двести, подпрыгивая на ухабах, и, наконец, накренившись, замерла.

Симон отстегнул ремень и выбрался из кабины.

— Улисс! — крикнул он на бегу. — Улисс, дружище!

Улисс неподвижно стоял, всматриваясь в его лицо и щурясь от лившегося сверху света, потом побежал навстречу.

— Глазам своим не верю! — сказал он. — Какого черта вы тряслись на этом динозавре? И почему за вами увязалась эта дрянь? Как вам вообще удалось собрать ее в таком количестве?

— Так получилось, — неопределенно сказал Симон.

Неожиданно у него перехватило горло, он не мог больше произнести ни слова — лишь тряс приятеля за плечи, пока Улисс осторожно не высвободился.

— Да ладно тебе, — сказал он. И тут же прерывисто вздохнул.

— Я уж думал, никого из вас не застану… Я уж думал — все…

— Я и сам так думал, — устало сказал Симон.

— Где остальные?

— Нету… никого нету… Только мы с Гидеоном…

— Что у вас-то стряслось?

— Потом расскажу. Что с группой? Я видел, что осталось от базы…

Улисс пожал плечами.

— Нет больше группы. Вырезали.

— Ты что, один? — недоуменно спросил Симон. — Но это же невозможно… Улисс покачал головой.

— Нет, — сказал он, — я не один.

Симон обернулся.

К ним, прихрамывая, приближалась худенькая девушка, почти подросток; усталая, в изорванной грязной рубахе, она настороженно оглядывала рухнувшую авиетку, которая застыла рядом, зарывшись носом в кустарник, точно птица с перебитым крылом.

Она смотрела на авиетку, широко раскрыв глаза — Симон, проследив за ее взглядом, увидел, как Гидеон, отстегнув ремни, выбирается из кабины — его пустое, стертое лицо медленно обретало привычные черты.

— Познакомьтесь, — сказал Улисс, — это Выпь.

— Очень приятно, — вежливо ответил Симон.