Волхв-самозванец
Шрифт:
Я смотрел на Кощеев замок, и мое сердце наполнялось плохими предчувствиями.
— Какой он огромный! — запрокинув голову, произнес Яринт.
— Видали и покрупнее, — высокомерно обронил я. Забыв, правда, добавить, что не в этом мире…
Среди непроходимых лесов чернеет проплешина, в центре которой возвышается замок. Его основанием служит естественное скалистое плато с редкими следами деятельности человеческих рук, придавших и без того крутым склонам абсолютную неприступность. О том, чтобы взобраться наверх без специального альпинистского снаряжения, нечего и думать. Это полсотни метров
Попытаем удачу, а заодно и проведем испытание плаща-хамелеона, подаренного лешими. Это решение возникает не из-за отчаянной храбрости, а по причине отсутствия иного выбора.
— Значит, так. Я проникаю в замок, нахожу Аленуш… царевну Алену, освобождаю ее, и мы рвем отсюда когти.
— А что делать нам? — спросил Владигор. — Может, устроить небольшой шум? Отвлечь на себя стражников.
— Ну… — Я задумался. — Да нет. Не стоит. Они ведь не ожидают неожиданностей, правда? Вот и не будем понапрасну их настораживать… Просто ждите меня здесь и будьте готовы уходить, заметая следы.
— Хорошо.
— Пожелайте мне удачи.
— Желаем, — сказал Яринт.
— Удачи, — кивнул Владигор.
Я накинул капюшон плаща на голову и ящерицей юркнул к воротам. Полкилометра по открытой местности, тысяча шагов по укрытой пеплом и костями земле, просматриваемой из замка во всех направлениях. Так что двигался я скорее не как ящерица, а как таракан по светлым обоям среди бела дня, да еще и на коммунальной кухне.
Комок подкатил к горлу, плечи ссутулились в ожидании то ли окрика, то ли стрелы. А скалы как будто замерли. Можно подумать, что я не двигаюсь изо всех сил, а стою на месте. Чуть-чуть сбавь обороты — и, как в Зазеркалье, замок начнет удаляться.
Чем ближе я к нему приближаюсь, тем дальше отсюда мне хочется оказаться.
Добравшись до вырубленного в скале прохода, я вижу зияющий на его отвесной стене черный провал пещеры и заскакиваю в нее. Пока мне неимоверно везет — хотя бы в том, что никто не решил выйти прогуляться у замка, — тогда уж никакая маскировка не помогла бы.
В пещере царит темнота. Что-либо различить можно не дальше чем в десяти шагах от входа, дальше — густая темень. Лишь громкое журчание говорит о близости источника. Откидываю на спину капюшон и делаю несколько десятков шагов. Мрак нехотя пятится, отступая вглубь. У самых моих ног бежит, извиваясь среди сталагмитов, ручеек. Наклоняюсь, нюхаю воду. Странно. Обыкновенная родниковая вода. А я-то, грешным делом, подумал, что наткнулся на местные подземные коммуникации.
Скрежет. И резкое потемнение.
Сердце ныряет в пятки, на которых я проворно разворачиваюсь вокруг своей оси.
Огромное трехглавое существо медленно выползает из
Звенит, перекатываясь, цепь, которая тянется от ошейника, закрепленного на средней голове, до чернеющего в стене провала.
Делаю осторожный шаг назад, попадаю ногой в воду, которая ужасно холодна и обжигает не хуже раскаленного железа.
Существо делает «Фу-у-у», и в пещере сразу делается светло, что позволяет определить принадлежность огнедышащей рептилии к подвиду драконов сказочных — Змеям Горынычам.
Массивное тело, покрытое крупной, с ладонь, чешуей треугольной формы, длинные шеи в количестве трех — каждая заканчивается зубастой мордой. Острые клыки, каждый с руку взрослого мужчины, нависают над нижней челюстью, длинный раздвоенный язык непрерывно извивается, время от времени касаясь широкого розового носа. И как только он себе ничего не припалил! Во как дыхнул — что хороший огнемет.
— Тихо, — говорю я, пытаясь успокоить его. Откуда-то из подсознания выплыло правило поведения при встрече с диким животным. Нужно избегать резких движений — они этого не любят, зато негромкая, размеренная человеческая речь действует успокаивающе.
Змей приближается, сопя как паровоз и гремя цепью. Я делаю еще один шаг назад и оказываюсь по щиколотку в воде.
Правая голова змея подныривает под среднюю и говорит на ухо левой:
— Надоело жареное. Хочу сырого.
— А я хочу пить.
— И я, — присоединяется к беседе средняя голова. — А мясо сырое есть вредно.
— Ничего и не вредно, — возражает правая голова. Левая ничего не говорит. Но лучше бы она болтала без умолку, поскольку в таком случае ее пасть была бы занята более безопасным, с моей точки зрения, делом, чем упражнение в дыхании огнем.
Струя проходит совсем близко, обдав меня жаром.
Поспешно отступаю. Шаг, второй — и все: спина упирается в камень. Дальше отступать некуда — позади стена.
Но и Змей Горыныч остановился. Цепь натянулась и не пускает его дальше.
Съесть он меня не съест, а зажарит запросто.
В шахматах такое положение называется патовым. Но мне от этого почему-то не легче.
— Иди сюда, — зовет меня правая голова. — Кушать тебя буду.
— Мне и здесь неплохо, — отвечаю я, забравшись на выступающий из стены камень.
— И долго ты там сидеть собрался? — интересуется Горыныч.
— Не знаю.
Рептилия, обиженно сопя, гремит цепью и растягивается на полу, вытянув головы в моем направлении.
Левая голова с тоской смотрит на протекающий в десятке метров ручеек и жалобно вздыхает:
— Пить хочется.
— Ну так попей, — советую я.
— Нечего.
— А хозяин что, не поит?
— Почему же, поит, — отвечает средняя голова.
— Иногда, — добавляет левая.
И дружный вздох в три огнедышащих жерла. Отчего мое тело покрывается противным липким потом.
Понаблюдав некоторое время за танталовыми муками Змея Горыныча, я спрашиваю:
— И когда придет… хозяин?
— Не знаю.
— А как тебя поят?
— Водой.
— Я имею в виду, из какой-то посудины или спускают с цепи?