Волхв-самозванец
Шрифт:
Спустя полчаса мы стояли у люка, ведущего из подвала в сказочное царство Далдона.
— Тсс… — Я прикладываю палец к губам. Нет у меня желания вылезать из подвала, если в комнате кто-то находится. Мы-то, конечно, приняли необходимые меры, чтобы избежать этого, но прошло почти три дня… Если, царь Далдон искал меня, то запертые двери не остановили его молодцов.
Прижимаюсь ухом к деревянной створке и прислушиваюсь. Где-то рядом скрипит дерево. Словно кто-то методично водит наждачкой туда-сюда. Что это такое может быть? Может, крысы?
Но звук как будто доносится сзади.
— Васька, просил же не
— А что я?!
— Когтями царапаешь.
— Ну и что? Открывай уже — терпеть мочи нет.
— Чего терпеть?
— На двор хочу.
— А-а-а… Пиво наружу просится.
Осторожно открываю засовы, приподнимаю люк и выглядываю. Темно. И вроде как пусто.
Хлестнув меня по носу пушистым хвостом, мимо пролетело кошачье тело с дико вытаращенными глазами. Мелькнув блеклой тенью, Василий выскочил из комнаты, загремев в сенях.
— В доме никого, — сообщил проворный Прокоп. Первым из подвала выбрался Данила, держа на руках посапывающего Савушку. За ним Натка и домовой.
Захлопнув люк, я облегченно вздохнул. Первый этап пройден удачно.
— Может, кто-нибудь свет включит? — предложила подружка. — Где тут у тебя выключатель?
— Свечки на столе в комнате.
— Здесь что, электричества нет?
— Нет.
— Ладно. Где там моя зажигалка… Ой!
— Что случилось?
— Не знаю… — Наташа сунула мне в руку кресало. — Как оно оказалось у меня в сумочке?
— Это твоя зажигалка.
— А?
Скрипнула дверь, чей-то голос раскатисто спросил:
— Кто там?
— Да нет там никого, — перебил его второй. — Откуда взяться?
— Мало ли откуда… волхв все же.
— Чего топчетесь? Заходите.
Мое вежливое предложение вызвало панику. Что-то загремело, кто-то вскрикнул, скрипнули доски крыльца. Убежали.
— Данила, давай положим ребенка на кровать.
— Зажигай свечи. А-то в темноте споткнусь…
— Сейчас. Прокоп, принеси из комнаты свечки. Домовой бегом бросился выполнять мою просьбу.
Все-таки хорошо обладать ночным зрением.
Но свечи не понадобились. В сенях вновь загрохотало, мелькнул факел, и в комнату влетел растрепанный мужик. Всклоченные волосы, черные круги вокруг лихорадочно блестящих глаз, порванная на плече рубаха, заляпанная грязью, с прилипшими листьями и травинками.
Обведя всех собравшихся безумным взглядом, он вздрогнул, увидев ребенка на руках у Данилы.
— Сынок…
Словно услышав этот молитвенный полустон, малыш проснулся и с радостным вскриком спрыгнул на пол.
— Папанька! — Повиснув на шее опустившегося на колени кузнеца, мальчонка торопливо, взахлеб делится впечатлениями от таинственного мира волхвов. Где чудные кареты едут сами по себе, словно печь Емели-бунтаря, только при этом зело воняют; где растут железные деревья, на раскидистых ветвях которых нет листьев, но зато какие-то великаны натянули между ними веревки, наверное, чтобы сушить свои гигантские рубашки, только он ни одной не видел; и еще там есть маленькие прозрачные груши, едва заметные днем, но иногда ночью в них вспыхивает огонь, ярче, чем от горящего полена, словно кто-то крохотный достал из-за пазухи чудо-перо жар-птицы. А еще… и еще… Ребенок готов был изливать свой восторг от короткого приключения до утра, но оторопело замершие в дверях царские краснокафтанники вспомнили о цели своего ночного
— Значицца, эта… уважаемый волхв, царь наш батюшка, долгих лет ему, благодетелю, изволил распорядиться, чтобы мы, как только вы объявитесь, тотчас вас к нему сопроводили с нижайшими поклонами и со всяким почтением. Вы уж не откажите в милости… извольте проследовать во дворец.
— Как раз туда и собирались. Сейчас только соберусь…
— Мы туточки, на крыльце обождем…
— Хорошо.
Стрельцы дружно развернулись и вышли из хаты.
— Обожди, — окликнул я бородача. — Оставь факел.
Он отдал мне страшно коптящую палку, обмотанную пропитанной маслом тряпкой, а сам скрылся в сенях, осторожно прикрыв за собой дверь.
Стараясь ничего лишнего не поджечь, я прошел к печи и только здесь позволил огню перебраться на свечи, которые осторожно укрепил в резных подсвечниках. Стало значительно светлее.
Кузнец, не выпуская сына из рук, утер замызганным рукавом навернувшиеся на глаза слезы.
— Я твой вечный должник, волхв Аркадий… Скажи только, что я могу сделать для тебя? Клянусь, все исполню. На край света пойду…
— Ничего мне не нужно. Я просто сделал свое дело — то, что должен был сделать. А теперь идите домой, обрадуйте свою маму.
— Может…
— Идите-идите.
— Благодарствуйте, от всего сердца. — Подхватив сына, кузнец, весь как-то даже посвежевший лицом, с мокрыми сияющими глазами, поспешил прочь, неся благую весть.
Проводив его взглядом, я повернулся к своим друзьям и только развел руками:
— Вот такая жизнь, други…
Други-товарищи посмотрели на меня, затем друг на друга и рассмеялись.
Так есть же с чего… Переход из мира в мир сопровождается изменением всего переносимого в соответствии с местными условиями. Одежда тоже претерпевает изменения, стараясь соответствовать если не моде, то хотя бы возможностям текстильной промышленности и назначению детали гардероба. Вы можете представить на улицах этого сказочного городка человека в космическом скафандре? В принципе в сказке все возможно… Но тут вам не сказка, здесь вам законы иные, пусть и сказочной, но реальной жизни. Не может ходить по улицам Царьграда космонавт — и все тут. Не берусь предположить, во что трансформируется скафандр, а для практических опытов нет ни возможности, ни желания, но вот результат превращения некоторых модных в начале двадцать первого века вещей стоит прямо перед моими глазами. И теперь-то я понимаю, отчего остолбенели царские стражники. Для начала (воспитание требует пропустить вперед женщину) попытаюсь описать наряд Натки. Первое, что приходит на ум, — это сказка про сиротку, которой царь поставил неразрешимую задачку: чтобы в гости к нему и пришла, и приехала, чтобы голая была и в одежде, и что-то там еще с подарком. Она и заявилась на козе, в сеть рыбацкую замотанная… Но ей-то было всего семь годочков… Что-то подобное произошло и с Наташей — ее более чем короткая юбочка и полупрозрачный топик трансформировались соответственно в кружевные панталоны из далекого Парижу и в кусок паутины, весьма сомнительно укрывающий бюст подруги от посторонних взглядов. Добавьте к этому кожаные лапти на босу ногу и лукошко в руках.