Волхв

Мильшин Сергей Геннадьевич

— Перуне, славься, русичей дед, — отец мысленно пропел первые слова гимна грозному, но справедливому Богу и кинул на чело перуницу. — Не оставь, боже, не за наживой пришли, родные избы защищаем.

Тем временем дружинник выбрался на пригорок и засновал между камней, потихоньку спускаясь вниз. Он дошел до первых деревьев, за которыми притаились родноверы и замер, прислушиваясь, и, похоже, даже принюхиваясь. И тут в глубине леса чуть слышно заржал Сивка — конь Кряжа. Дружинник встрепенулся. Придерживая меч на боку, он резво развернулся и рванул бегом назад — на горку. Несколько мгновений, и он скрылся за ее вершиной. Похоже, боец решил, что они почти догнали неведомых всадников и сейчас, если засадникам повезет, дружинники начнут спешить. А значит, расслабятся хотя бы на долю.

По склону между камней побежал грозный, несмотря на маленький рост, хищник этих мест, хорек. В зубах он волочил

свесившую набок головку куропатку.

Дружинники, спугнув хорька, который сразу рванул в лес, выскочили на пригорок почти одновременно. На миг замерли, разглядывая закиданный валунами спуск и… трое из пяти бойцов дружно повалились наземь. Двое упали на спину и остались лежать на противоположном склоне, невидимые засадникам, а один грохнувшись ничком, сполз по мху на животе. Затормозив на середине холма, он крутанулся волчком и подтянул к себе ногу с торчащей из нее — в районе бедра — стрелы. Двое, не задетых стрелами дружинников, успели прыгнуть назад. Бой был окончен. Кряж с сыновьями подхватили разложенные перед собой так и не понадобившиеся больше стрелы и побежали назад, прикрывая спины густыми елями. Добравшись до коней, разобрали повода и быстро запрыгнули в седла. Вскоре среди деревьев затих и топот уходящих быстрым шагом коней. Всадники направились к Кузькину болоту.

* * *

Ехали уже полдня. Небо, укрытое мелкими тучками, хмурилось. Надоедали комары, звенели, как натянутые тетивы, занудные оводы и слепни. Кобылу Буслая тянул в поводу Тугарин. Он тащился последним. Впереди цепочкой растянулись атаман, Клёнка и Верослав. Несчастные животные отмахивались от слепней хвостами, махали мордами, вздрагивали кожей, но пока шли, здоровые мухи не отставали от них, превращая передвижение лошадей в непрерывную муку. Но они, привыкшие к такого рода неприятностям, терпели. Как и люди. Смагин, в последние дни намотавший десятки лесных верст, поймал себя на мысли, что постепенно привыкает. Ехать по заваленному густолесью и проваливающимся под копытом коня мхам, стало как будто даже и ничего, и насекомые уже не раздражают так, как прежде. Конечно, уставал, но, к счастью для Клёнки, двигались неспешно — дружинники, скованные ранеными, шагать быстрее просто не могли. Как и предполагал брат Нарышки, княжеские люди на уловку Кряжа и его сыновей сперва не поддались, отправив по их следам лишь пятерку бойцов. Вероятно, разведчикам пришлось вступить в бой. И очень удачно. Во всяком случае, Буслай, ходивший в дозор, вернувшись, доложил, что к отряду вышел один из отправленных вперед бойцов. После его эмоционального — он махал руками и кружился на месте — рассказа, отряд дружинников спешно собрался и скорым маршем скрылся в лесу, ведомый своим провожатым. Первая часть задумки атамана решилась успешно. Дело было за второй частью.

Шли по следам Буслая. Он двигался впереди, внимательно отслеживая по пути все изменения в настроении и замыслах врагов. Пока события развивались в нужном направлении, а впереди крался надежный и опытный пластун, в стане атамана было спокойно. По дороге Клёнка даже изловчился и поговорил с Нарышкой. Он подогнал жеребца поближе к атаману и пристроился сбоку:

— А что, Нарышка, вы все время в лесу живете? — Клёнка перехватил уздечку поудобней.

Атаман глянул на Клёнку задумчиво и как-то горько, как ему показалось:

— Давно уже в лесу, — отвечал тот, размеренно покачиваясь в седле. — Лет десять, как ушли.

— А раньше где жили?

— В селе жили. Небольшое такое село, Гавриловка, верст шестьдесят от города. Может, слышал?

— Нет, — Клёнка покачал головой.

— В лесу, у Большой Емели стояло, речку такую слышал?

— Слышал.

— Ну, вот. И от дороги ведь далековато, но все равно добрались как-то. Рудник недалеко от нас, князь туда, видать, приезжал, ну и до нас заодно завернул. А места замечательные. Река рядом. Охотой, рыбалкой промышляли. Огороды, опять же. Храмик небольшой Велеса стоял. Ведун свой славы пел, требы принимал. В травах многомудрый был. Рожали детей, растили, баб любили, никого не трогали. Справно, хорошо жили, — он замолчал, отвернувшись.

— А что потом случилось? — Клёнка не сумел скрыть интерес.

— А потом пришли гораки с князем и попом. Никифор его звали.

— Никифор? Знаю такого. Он в городе сейчас. Злобствует.

— Жив, значит, гаденыш. Отольются ему наши проклятия и кровь родичей. Сварог говорит, не гневись на плохих людей — они сами себя накажут. Но что-то не наказываются пока. И как не гневиться? Столько зла он принес, — конь атамана примерился и перепрыгнул высокую лесину.

Он замолчал, удерживая равновесие.

Через несколько шагов, Клёнка уже хотел напомнить о себе, продолжил сам:

— Никто

не захотел от веры предков отказаться. Не нашлось предателей. Начали они нас избивать. Мы за топоры. Они на нас. Пока женщины с детьми в лес уходили, держали оборону. И нормально получалось. Видно, Перун-Божичь нас не оставил, даже до самого князя чуть не добрались. Ему воевода помог — сильно лют на драку. Потом переломили они нас. Все-таки их раза в два больше было. Да все на конях. А мы — пешие. Кто в живых остался — отступил. Не стали они нас преследовать. Вот с тех пор и живем, как звери лесные. Рассыпали хуторки по тайге, чтобы в одном месте не копиться. Рядом с нами недалече Горловы живут, они ниже по реке промышляют. Но если что случится, друг дружке сразу на выручку придем. Еще дальше, как раз на дороге на Гавриловку, брат мой младшой хутор поставил. С ним еще одна семья. Иногда встречаемся, да только все меньше наших в лесу остается. Кого дружинники найдут, кто в набеге им попадется. Мы же тоже без дела не сидим, — атаман блеснул голубым глазом. — Охристям спать спокойно не даем. Нет-нет да и на дороге кого споймаем. Люд простой не трогаем — зачем он нам? Но к княжьим людям жалости нет. У меня самого жинка с сынком тогда сгинули. Вроде ушли вместе со всеми, а когда нагнал своих, ее не нашел. Везде искал — нету. Так и не знаю до сих пор, какую смерть мои родные приняли, от кого? Где их косточки покоятся? Потому-то, уж если какие гораки нам попадутся — мертвым завидуют, — он скрежетнул зубами и поддал жеребцу пятками под бока.

Конь с Нарышкой в седле ускорился и вышел наперед маленького отряда, оставив задумчивого Смагина позади.

В обед вслед за дружинниками, как сообщил запыхавшийся, но довольный Буслай, прибежавший от отряда, остановились на привал. Молчун, быстро покидав в рот сухари с вяленным мясом и запив трапезу водой из меха, ушел сменить Буслая. Отряд дружинников шагал точно по следам разведчиков, уходящих к огромному Кузькиному болоту. Буслай принес интересную новость. Чернецу, раненному в плечо, стало хуже. Похоже, у него поднялся жар, и больной постоянно находился без сознания и иногда бредил. Бойцы сделали ему перевязку, подложили на рану мха и по всему сели совещаться — что же делать дальше. Кроме чернеца, с отрядом продвигались еще трое раненых, и все в ноги — хорошо Кряж с сынами поработал. Их несли по очереди на самодельных носилках. Один, похоже главный при бессознательном чернеце, судя по движению рук, все призывал бойцов продолжить преследование. Те больше молчали, понуро опуская головы. Видно, простым дружинникам приходилось не сладко.

После короткого обеда Буслай погладил потянувшуюся к нему кобылу по щеке и убежал сменить Молчуна. Когда тот вернулся, одновременно с дружинниками тронулись в путь. Вероятно, главный сумел настоять на продолжении преследования.

Понемногу местность начала меняться. Уже не так густо раскидывались деревья. Под ногами гуще стали попадаться поваленные подгнившие деревья, иногда целыми завалами, обходить которые было совсем непросто. Перед очередным высоким буреломом спешились. Молчун, пропущенный вперед, повел жеребца и кобылу левее по следам отряда. Атаман и Клёнка двинулись следом. Замыкал шествие Верослав. Кое-как перебравшись через растопырившийся комлями завал и перетащив лошадей, неожиданно попали на мочажину. Под ногами захлюпало, зато деревья впереди сразу расступились. Вместо мрачного леса впереди расстилалась саженей на тридцать серо-зеленая поляна, на которой высились кое-где кусты ивы и мелкие березки. Следы уходили через середину проплешины на другую сторону. Атаман задержался перед тем, как ступить на ее нетвердую поверхность, что-то рассматривая впереди. Тугарин беспокойно замычал и вытянул руку вперед. Тут и Смагин разглядел — как будто кто-то машет рукой на границе поляны и леса, да низко так, похоже, над землей.

— Буслай! — атаман рванул вперед, не выпуская повод перешедшего на неуверенную рысь коня — все-таки очень тонко под копытами и зябко, и конь сторожился, беспокойно раздувая ноздри.

За ним дернули и Смагин с Молчуном. Смагин слышал хлюпанье — сзади бежал перевозчик. Бежать было неудобно: тяжелый меч стукал при каждом шаге по ноге. Смагин старался придерживать его так же, как это делали мужики, но выходило все равно не так ловко. Чем ближе они приближались, тем отчетливей видел Клёнка разметавшиеся светло-русые волосы Буслая, залепленные грязью, и руку, вяло поднимающуюся из трясины. Его пальцы судорожно хватали расступающийся под пальцами край густой ряски, а рот раскрывался в беззвучном крике. Но твердый взгляд смотрел на приближавшихся друзей без испуга. Самое страшное в том, что Клёнка ощущал в этот момент, была тишина, в которой лишь звучно чмокали ноги и копыта, выдираемые из грязи, хрипел рядом Молчун и раздавалось боязливое пофыркивание коней.