Волк среди волков
Шрифт:
— Все спокойно?
— Ну конечно, — со скучающим видом ответил молодой надзиратель. — Чему неспокойным-то быть?
— Я так просто сказал… Здесь тяжело работать?
— Вы, верно, от Марофке заразились? Ему вечно что-то мерещится! Только и знает, что брюзжит да скандалы заводит! Ни одной команде не живется так хорошо, как здешней: харчи что надо, казарма что надо, табак дают, а он все никак не успокоится. Так и перестараться недолго.
— Как перестараться?
— Господин надзиратель! — перебил один из заключенных. — Разрешите выйти?
Надзиратель
— Ступайте, Козегартен.
Арестант бросил на Пагеля доверчивый взгляд, зашел за цепь и, ухмыляясь, расстегнул штаны. Затем присел, не спуская глаз с Пагеля, который отвернулся, чтобы не иметь перед глазами это зрелище.
— Как перестараться? — переспросил надзиратель. — Марофке подлизывается к начальнику тюрьмы. Он побожился, что арестанты нагуляют здесь по двадцать пять фунтов на человека. «Хоть все именье объедим!» Вчера опять говорил: «Я за харчи ругаюсь, не умеют как следует готовить».
Пагель не успел ответить на это разоблачение.
Лицо надзирателя внезапно перекосилось от страха.
— Стой! — крикнул он и схватился за ружье…
Пагель повернулся, он успел еще увидеть арестанта Козегартена, который, кончив свои дела, бежал к соснам…
— С дороги! — заорал на Пагеля надзиратель и больно ударил его прикладом в грудь.
— Не стреляйте, господин надзиратель! — раздалось два, три голоса. — Мы догоним…
На одно мгновение надзиратель заколебался — и два, три человека уже исчезли в соснах.
— Стой! — крикнул надзиратель и выстрелил.
Выстрел, сухой и совсем не громкий, прозвучал до смешного жалко на фоне шума, поднятого арестантами. Теперь раздались выстрелы и на верху холма.
— По четыре стройся! — раздалась команда.
Пагель увидел, как пятый человек бросился к соснам, он погнался за ним.
— Стойте на месте черт вас возьми! Мне стрелять нельзя! — заорал надзиратель.
Пагель остановился, бросился наземь, над ним просвистели пули. Слышно было, как они щелкали в соснах.
Пять минут спустя надзиратели построили людей на обратный путь, пересчитали и выяснили фамилии недостающих. Недоставало пятерых.
Их фамилии: Либшнер, Козегартен, Мацке, Вендт, Голдриан.
«Великий мудрец Марофке!» — подумал Пагель и устыдился собственной глупости. (Сколько раз запрещал ему Марофке заводить разговор с надзирателями, несущими охрану! Что за идиотство гнаться за сбежавшими, когда только что два арестанта продемонстрировали, как легко погоней прикрыть побег!)
Арестанты гудели от возбуждения, галдели — или мрачно молчали; надзиратели волновались, огрызались, сердились.
— Послушайте, господин Пагель, мчитесь во весь дух в имение, расскажите Марофке, что дело дрянь. Господи, он просто лопнет с досады. Господи, вот будет ругаться-то! Он был прав — мы все перед ним идиоты, ну, теперь уборочной команде крышка — сегодня же обратно в Мейенбург. Скажите Марофке, что придем не раньше, как через два часа. Я поведу
Пагель вскочил на велосипед и покатил лесом. «Господи, что скажет Марофке? — думал он, проезжая вдоль просек. — Им теперь ничего не стоит свалить меня с велосипеда! Ах, Марофке, если бы я наблюдал как следует…»
В течение ближайших трех-четырех часов Нейлоэ гудело и жужжало, как улей перед вылетом роя. Но здесь вылет уже произошел — и не роем!
— Так я и думал! — только и сказал старший надзиратель Марофке и бросился в контору, чтобы позвонить тюремному начальству, а следом за ним побежал запыхавшийся Пагель, с которого пот лил ручьями.
— Надо было лучше глядеть за людьми, — сердито сказал Штудман.
Но тщеславный, заносчивый Марофке не стал терять времени оправдываться, устанавливать свою правоту.
— Их надо поймать сегодня же, пока они не выбрались из лесу, а то мы их вообще не поймаем, — сказал он Пагелю и связался по телефону с начальством; он не стал терять времени даже на то, чтобы похвастать своей проницательностью.
Пока надзиратель звонил по телефону, Пагель шептался со Штудманом. Пагель с удивлением констатировал, что оправдать Марофке в глазах Штудмана представляется ему сейчас самым важным. Потому-то он и шептался со Штудманом. Другое дело Марофке, все его помыслы свелись к двум вещам: доставить остаток команды без проволочек и без дальнейшей убыли в Мейенбург и как можно скорей поймать беглецов.
Было слышно, как Марофке ругательски ругали по телефону, но он даже бровью не повел, ни словом не упомянул о том, что его ходатайство было отклонено. Что теперь будет? — только этим он и интересовался.
— Вот молодец! — сказал Пагель фон Штудману.
Но Штудман проворчал:
— Будь он молодцом, не упустил бы арестантов!
Старший надзиратель Марофке повесил трубку.
— Господин фон Штудман! — по-военному и очень холодно отрапортовал он. — Уборочная команда, присланная в Нейлоэ, сегодня же снимается с работы. Конвой для доставки людей на место прибудет из Мейенбурга. Я прошу к… ну, скажем, к трем часам приготовить две подводы для вещей. Сам я отправлюсь навстречу команде и доставлю ее в казарму.
— Вы лично? Быть не может! — съязвил фон Штудман. — А картофель как же? — Он предвидел крупные неприятности и не мог не съязвить.
Но Марофке не обратил внимания на шпильку.
— Попрошу вас, господин фон Штудман, связаться с лесничим, а еще лучше и с владельцем леса. В ближайшие полчаса надо точно определить по плану, где могут находиться сбежавшие. Господин Пагель, когда они сбежали, точно?
— Около половины одиннадцатого.
— Итак, место известно, теперь надо сообразить, куда они могли добраться, где могли спрятаться. Прибудут жандармы, человек пятьдесят или сто, может быть, солдаты — еще до вечера будет организована облава…