Волк среди волков
Шрифт:
„Почему для этого нужна ясная голова? — думает лейтенант. — Объясни, осел“.
И все же он не наливает себе коньяку. Уже сейчас хмель поднимается в нем волной, спадает и снова поднимается все выше… Лейтенант смотрит на часы: двадцать пять минут шестого. В его распоряжении еще добрых три четверти часа, он еще до известной степени принадлежит жизни, а уж там быстро помчится навстречу концу. Глаза неотрывно смотрят на минутную стрелку. Стрелка движется бесконечно медленно. Нет, она совсем не движется, не видно, чтобы маленький
Он пытается думать о Виолете фон Праквиц. Ему хотелось бы снова распалить в себе чувство гнева. Но на новой волне хмеля колышется рыбья, точно обшитая кожей голова Редера с мертвыми, белесыми глазами… Этот тип никогда не открывает рта, когда говорит, я даже не видел его зубов, вдруг с омерзением подумал лейтенант. — Наверное, у него во рту испорченные черные корешки. Потому он и не открывает рта — заплесневелые гнилые корешки!»
Лейтенант хочет еще раз взглянуть на часы, но не может поднять голову со спинки дивана. Он спит, он проспит последнюю, еще принадлежащую ему минуту жизни, спит, спит…
Автомобиль едет сквозь ночь, стволы деревьев, влажные от дождя, посверкивают в свете белых фар — и вот они уже снова темные, черные, и вот их уже поглотила ночь, прежде чем их успели рассмотреть усталые измученные глаза. В углу машины сидит лейтенант, он полулежит, он еще спит, он все еще не может проснуться…
В мозгу сверлящая боль, она мешает ему ясно мыслить. Лейтенант не может понять, за каким чертом впереди рядом с шофером сидит лакей Редер. Ведь он как будто не хотел, чтобы этот отвратительный субъект поехал с ним. Но тут ему вспомнилось, что за машину платит лакей. Ну и пусть себе едет в своей машине сколько ему угодно, лишь бы тотчас же уехал.
Лейтенант чуть ли не радуется, что, несмотря на головную боль, он нашел это решение. Теперь уж не надо ни о чем думать. Все хорошо, все в порядке, толстяк не поймал его еще раз. Теперь уж все пойдет само собой. Он доедет до места, а там легкое движение руки — и готово. Это ведь и в самом деле только легкое движение руки, проще быть не может, незачем над этим и голову ломать. Ведь он это столько раз видел…
Беспокойно шарит он на сиденье, в карманах. Пытается вспомнить, дал ли ему лакей револьвер. Когда уезжали, лейтенант был такой заспанный, он ничего не помнит. Он собирается рассердиться, отыскав на сиденье только бутылку коньяка. Смотри-ка, несмотря на заспанность, бутылку-то не забыл. Лейтенант отпивает порядочный глоток, он прополаскивает коньяком рот.
Коньяк смывает сон, в мозгу лейтенанта вспыхивает яркое пламя: «И я тоже — трус».
И пламя гаснет. Хмель шепчет: «Но ведь ты это сделаешь — главное, чтобы ты это сделал. Что ты трусил, никто не узнает».
«Нет, толстый сыщик знает!» — возражает рассудок.
«Тебе-то до этого какое дело!» — шепчет хмель.
«Ах,
В машине становится светло, она наполняется сумеречным, затем все более ярким светом.
«Что там опять? — устало думает лейтенант. — Неужели нельзя иметь минуту покоя?»
Но свет становится все ярче, вот оборачивается лакей Редер. Он привстает — не загорелась ли машина. Редер говорит что-то шоферу, гудит сирена — ей отвечает другая. И мимо проносится большой быстрый автомобиль — мимо, мимо! В машине снова становится темно.
Редер поднимает стекло над передним сиденьем.
— Это автомобиль ротмистра! — кричит он, и в голосе его звучит торжество.
— Превосходно, превосходно, — отвечает лейтенант едва внятно. — Я всегда говорил вам, Редер: желания умирающего сбываются.
Машина сильно подпрыгивает на выбоинах шоссейной дороги. Лакей кричит:
— Барышня, значит, пришла в себя!
— Придержи язык! — отвечает лейтенант, и лакей опускает стекло.
Лейтенант, должно быть, снова заснул и просыпается от того, что машина уже не едет, а стоит. Он с трудом поднимается — он наполовину соскользнул с сиденья. Наконец ему удается ухватиться за ручку дверцы. Спотыкаясь, выходит он из машины.
Лейтенант стоит среди леса, здесь невероятно тихо. Ни дуновения ветерка, ни шума дождевых капель. Впереди, в десяти — двенадцати шагах от машины, стоят двое, они как будто рассматривают землю.
— Эй! Что вы тут делаете?! — окликает их лейтенант, сразу же приглушая голос.
Лакей не спеша поворачивается, не спеша подходит к лейтенанту и останавливается в двух шагах от него.
— Да, мы приехали, — говорит он вполголоса. — Господин лейтенант может пойти по следам машины…
— Какой машины? — с досадой спрашивает лейтенант.
— Той самой, господин лейтенант! Машины контрольной комиссии.
— Как же я разыщу их в темноте? — нетерпеливо говорит лейтенант.
— Да ведь у меня карманный фонарь, — терпеливо отвечает лакей.
Он ждет с минуту, но лейтенант молчит.
— Вы хотите отправляться сейчас же? — спрашивает наконец Редер.
— Да, сейчас же, — машинально отвечает лейтенант. — Дайте мне эту штуку!
— Вот фонарь, господин лейтенант, а вот — извините меня, я достал револьвер старой системы — но совершенно новый.
— Да уж давайте. Как-нибудь справлюсь. — Он, не глядя, сует револьвер в карман. — Ну, значит, иду.
— Да, господин лейтенант.
Но лейтенант не идет.
— Послушайте, — вдруг резко приказывает он. — Сейчас же отправляйтесь обратно! Я не хочу, чтобы вы были здесь, понимаете? Вы — свинья! То, что вы мне рассказали, сплошные враки! Но мне все равно. Вам, должно быть, представляется, что вы очень хитры, а? Но и это все равно, все — все равно. Хитрецы и дурни, свиньи и порядочные люди — всем придется умереть!