Волк
Шрифт:
— Нет.
— В таком случае, не могли бы вы оставить нас на пять минут? Причину найдите сами.
Врач подчинился с видимой радостью.
— Я гарантировал вам информацию о сыне, — лысый дождался, пока за врачом закроется дверь, и подступил к Юлию вплотную. — Я не обещал вам сведений о центурионе Пасиенне или обер-центурионе Салонии. Их местонахождение, характер задания… Перестаньте играть у меня на нервах. Марк Тумидус — да. Остальные — нет, и не надейтесь.
— Вы понимаете, как глупо это звучит? — с отменным хладнокровием поинтересовался Юлий. — Учитывая, что Марк и упомянутые вами офицеры сейчас находятся
Он легонько стукнул кулаком в панель капсулы:
— Пребывай господин Пасиенна в добром здравии — его рабы освобождались бы только по воле хозяина. Повторюсь: сам Пасиенна без помощи соответствующей технологии не сумел бы вывести в ноль все степени свободы своих рабов единоразово. Кроме того, мне неизвестна технология, позволяющая это сделать. Мой первый вывод: центурион Пасиенна мертв.
— Его рабы несвободны, — возразил лысый.
— Увы, свободны. Вот, — Юлий указал на крайний слева столбик диаграмм, — здесь данные с остальных капсул. Все поводки, связывающие Пасиенну с рабами, разорваны. Связь исчезла, как после смерти хозяина. Мы с вами просто не видим, что рабы свободны. Но мы это чувствуем. Скажите, что вы ощущаете при виде человека в капсуле?
Лысый отступил на шаг:
— Омерзение.
— И страх. Не стесняйтесь признаться: конечно же, страх. Я испытываю то же самое. А теперь поразмыслите на досуге: оставайся объект № 21 полноценным рабом, смог бы он вызвать у нас такие яркие чувства? Вижу, вы поняли меня. Теперь я продолжу анализировать ситуацию, а вы просто слушайте. Если не хотите, можете не комментировать. Будем лояльны к государственным тайнам…
Юлий отбарабанил на сенсорах панели резкую дробь. Дождавшись изменения графиков, он продолжил, стоя спиной к лысому:
— Где бы ни находился господин Пасиенна… Погодите, не злитесь! Я говорю серьезно, без намерения уколоть вас. Где бы ни находились офицеры Пасиенна, Салоний, Тумидус и другие, они находятся очень далеко. Там, где затруднена всякая связь, включая связь помпилианца с его рабами. Это стало мне ясно, едва я увидел, как рабы Салония — вне сомнений, мертвого — освобождаются порциями. Но наша связь с рабами делится на две категории: информационная и на уровне обменных процессов. Аналоги: вирт и обычная электросеть. Вторая связь — самая простая и надежная. Она меньше всего зависит от расстояний и наличия помех.
— Вывод? — хрипло спросил лысый.
— Допустим, там, очень далеко, кто-то взял в рабы господина Пасиенну…
— Это невозможно!
— Я и говорю: допустим. Допустим, господина Пасиенну подключили к аппаратуре, имеющей сходство с той, какая стоит у нас на станции. Когда степени свободы господина Пасиенны стали преобразовываться в чистую энергию, первым делом в ход пошли степени свободы рабов господина Пасиенны, как частей единого симбиотического организма. Нам осталось допустить последнее: аппаратура существ, поработивших господина Пасиенну, позволяет дистанционно выкачивать всю энергию из сложноорганизованного объекта за пять-десять миллисекунд.
— Господин Пасиенна, — пробормотал лысый. — Господин…
— Да. Теперь вы понимаете, почему мне страшно?
— Потому что это оружие. Оружие против Великой Помпилии. Я не в силах представить
— Нет, — сказал Юлий Тумидус. — Вы ошибаетесь. Мне страшно, потому что там мой сын. Вытащите Марка из этого ада — и я ваш, ваш с потрохами.
Вошел врач.
— Смерть мозга, — он кивнул на капсулу. — Извините, если помешал.
— Прямо так? — спросил Луций Тумидус. — Без звонка?
Старик нервничал. Улыбка от уха до уха, радушие в каждом жесте. Мимика и жестикуляция противоречили сказанному. Клоун, подумал Юлий. И удивился, потому что подумал это с любовью. Возможно, впервые с того дня, когда отец перешел из наездников в коверные. Юлий, что бы ни считали по этому поводу окружающие, часто думал об отце с любовью. Стесняясь выразить чувство на деле, он ограничивался мыслями. Сейчас любовь, хитрая бестия, включила в себя раздражающее слово «клоун».
— А что? — Юлий пожал плечами. — Я не могу навестить отца?
— В будний день?
— Я взял отгул. Ты же знаешь, я часто работаю сверхурочно. У меня отгулов накопилось — тьма. Вот, подумываю слетать куда-нибудь с Валерией на месяц. Скажем, на Китту…
Луций вздрогнул, но быстро справился с волнением. Улыбка превратилась в понимающую гримасу:
— Китта? Это рай. Хорошая идея…
Ну да, вспомнил Юлий. На Китте — Гай. Изменник и все такое. Отец боится, что мы встретимся, что я сорвусь, наговорю оскорблений, а Гай набьет мне морду. В детстве я никогда не умел промолчать там, где следовало бы держать язык за зубами. А Гай, с его-то вспыльчивостью, всякий раз прибегал к кулакам — верному средству, лучшим в мире аргументам. Позже отец задавал трепку нам обоим, прекрасно зная, что не поможет.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил Юлий.
Подозрительный взгляд Луция был ему ответом. Старик нахмурился:
— Что-то с Марком?
— Нет. С чего ты взял?
— Будний день. Внезапный прилет. Интерес к моему здоровью. Тут два варианта: что-то случилось с тобой — или с Марком. Второй вариант мне кажется более вероятным.
— Служит, — Юлий еще раз пожал плечами. — Все нормально.
— Ты уверен?
Змея, подумал Юлий. Ядовитая змея, госпиталь в низовьях Формизары. Изложить отцу версию лысого? Ложную версию, которая едва ли не предпочтительней, чем правда. Лысый с пеной у рта доказывал, что это — наилучший вариант. Старику так будет проще: он сумеет подготовиться к худшему. Если внук вернется, это для деда станет вдвое большей радостью. Надеждой, переплавленной в счастье. Если же нет… Беду легче встретить, когда ты ждешь ее визита.
— Уверен? — повторил Луций.
Лысый, размышлял Юлий. В случае чего, лысый их всех похоронит. Марка, Салония, Пасиенну, остальных. Змея, боевые действия в глуши, корабль не вышел из гипера… Похоронки разлетятся по семьям. Рабов переоформят на наследников. Что с того, что некий Юлий Тумидус в курсе о рейдах кораблей внешней разведки за край Ойкумены? Лысый сдержал слово: Юлию объяснили, где сейчас находится Марк. Координат системы, разумеется, не дали, но это ерунда. Неужели за краем Ойкумены действительно творится такая бесовщина? Юлий представил себе Ойкумену — тарелку с супом — и темный, прожорливый мир за границами тарелки. Представил и испугался. Он редко покидал Октуберан, предпочитая отдыхать на местных курортах.