Волки Кэллы (Темная башня - V)

Кинг Стивен

– А также зависит от того, что хотят горожане, – внесла свою лепту Сюзанну.

– Я скажу тебе, что они хотят, коричневая! – прозвенел пронзительный голос Тука. – Они хотят мира, чтобы все было, как и всегда! Они же останутся в городе после того, как вы четверо…

Сюзанна схватила большой палец Тука и вывернула его. Продела это на удивление ловко. Джейк не сомневался, что ее маневр увидели только двое или трое человека, которые стояли у самого прилавка.

– Я разрешаю произносить это слово старику, который

практически лишился разума, но не тебе. Назови меня еще раз коричневой, толстяк, и я вырву у тебя язык и подотру им твою задницу.

– Извини меня! – прохрипел Тук. Пот большими каплями катился по его щекам. – Извини, прошу тебя!

– Хорошо, – Сюзанна отпустила палец. – А теперь мы выйдем на крыльцо и немного посидим, ибо шопинг – занятие утомительное.

6

На крыльце магазина Тука не было тотемов, изображавших хранителей луча, какие Роланд видел в Меджисе, но кресла-качалки стояли, рядком, не меньше двух десятков. И все три лестницы охраняли пугала, поставленные по случаю приближения праздника Жатвы. Выйдя из магазина, Эдди, Сюзанна и Джейк заняли три центральных кресла. Ыш улегся между ног Джейка и вроде бы заснул, положив мордочку на передние лапы.

Эдди мотнул головой в сторону двери.

– Жаль, что здесь нет Детты Уокер. Она бы что-нибудь умыкнула у этого сукиного сына.

– Думаешь, меня не подмывало последовать ее примеру? – хмыкнула Сюзанна.

– Горожане выходят на крыльцо, заметил Джейк. – Думаю, они хотят поговорить с нами.

– Конечно, хотят, – кивнул Эдди. – Для этого мы здесь и сидим, – он улыбнулся, и от улыбки его красивое лицо стало еще красивее. Прошептал. – Встречайте стрелков, горожане. Кам-кам-каммала, говнюка я наказала.

– Закрой свой грязный рот, сынок, – строго бросила Сюзанна и тут же рассмеялась.

«Они чокнутые», – подумал Джейк. Но, если он – исключение, почему тоже засмеялся?

7

Хенчек из Мэнни и Роланд из Гилеада вторую половину дня проводили в тени массивной скалы. Ели холодную курицу с рисом, завернутые в тортильи, запивая сидром из кувшина, который передавали друг другу. Перед едой старик произнес молитву тому, кого называл Силой и Всевышним, после чего замолчал. Роланда это устраивало. Хенчек уже дал положительный ответ на вопрос, заданный стрелком.

Когда они поели, солнце уже укатилось за высокие хребты. Так что и шли они в тени, поднимаясь по тропе, усыпанной камнями и слишком узкой для лошадей, которых они оставили в осиной роще. Десятки маленьких ящериц разбегались из-под ног, многие ныряли в щели между камнями.

Солнце зашло, но воздух остался горячим. После мили подъема Роланд уже тяжело дышал и то и дело стирал банданой пот с лица и шеи. Хенчек же, несмотря на почтенный возраст, если судить по внешнему виду, где-то под восемьдесят, размеренно шагал впереди. Дыхание оставалось ровным, как у человека, прогуливающегося по парку. Свой плащ он оставил

внизу, и Роланд видел, что по черной рубашке не расползаются пятна пота.

Они достигли поворота тропы, и на мгновение перед ними открылся великолепный вид на лежащую внизу равнину. На западе и севере Роланд видел прямоугольники пастбищ, с крошечными фигурками пасущегося на них скота. На юге и востоке поля становились все зеленее по мере приближения к реке. Он видел и Калью, и, пусть и очень далеко на западе, границу огромного леса, который они пересекли, чтобы добраться до Дуги. На этом участке тропы дул холодный ветер, но Роланд с радостью подставил ему лицо, закрыл глаза, вбирая в себя запахи Кальи: овец, лошадей, пшеницы, речной воды и риса, риса, риса.

Хенчек снял широкополую, с плоской тульей шляпу и застыл, подняв голову и тоже закрыв глаза, словно безмолвно благодарил того, кто сотворил всю эту красоту. Ветер развевал его длинные волосы и поделил пополам длинную, до талии бороду. Так они простояли минуты три, давая ветру охладить разгоряченные тела. Потом Хенчек нахлобучил шляпу и посмотрел на Роланда.

– Скажи мне, стрелок, мир кончится в огне или во льду?

Роланд задумался.

– Ни в том и ни другом. Я думаю, во тьме.

– Ты так думаешь?

– Ага.

Хенчек ничего не ответил, повернулся, чтобы продолжить путь. Роланду не терпелось добраться до пещеры, но он, тем не менее, коснулся руки старика. Обещания надо выполнять. Особенно данные женщине.

– Прошлую ночь я провел в доме одной забывшей. Так вы называете тех, кто покинул ваш ка-тет?

– Мы говорим о забывших, ага, – Хенчек пристально смотрел на него, – но не ка-тет. Мы знаем это слово, но оно не наше, стрелок.

– В любом случае, я…

– В любом случае, ты провел ночь в «Рокинг Би», доме Воуна Эйзенхарта и нашей дочери, Маргарет. И она бросала для тебя тарелку. Я не упоминал об этом прошлой ночью во время нашего разговора, потому знал об этом, так же, как и ты. И потом, нам и без этого было о чем поговорить, не так ли? О пещерах и прочем.

– Было, – согласился Роланд. Он попытался скрыть удивление, но, похоже, безуспешно, потому что Хенчек кивнул, а его губы, едва видимые из-под бороды и усов, изогнулись в легкой улыбке.

– У Мэнни есть способы многое узнать, стрелок; всегда были.

– Ты не будешь называть меня Роландом?

– Нет.

– Она просила передать тебе, что Маргарет из клана Красной тропы прекрасно живет со своим любимым, по-прежнему прекрасно.

Хенчек кивнул. Если и почувствовал боль, но внешне ничем это не выказал, даже взглядом.

– Она проклята, – эти слова он произнес тоном, каким обычно говорят: «Похоже, во второй половине дня может выглянуть солнце».

– Ты просишь меня сказать ей об этом? – спросил Роланд. Ситуация и забавляла, и ужасала его.