Волкодав
Шрифт:
Лошади пофыркивали, принюхиваясь в темноте. Из дому выпорхнул Мыш и полетел знакомиться. Атталик ткнул пальцем вслед пронесшемуся зверьку:
– Здесь у нас кони… Забирай своих домашних, Волкодав, и уезжай из города прямо сейчас.
– А то что? – спросил Эврих.
– А то вам еще до утра красного петуха пустят!.. – скаля зубы, прорычал Авдика. – Лучезаровы отроки сговорились!
– Это слышала девочка-чернавка, – сказал Атталик. – Я однажды прогнал Канаона, когда тот… Словом, она не стала бы меня обманывать. Их там порядочно, и они очень злы.
Никто в доме Вароха еще не ложился спать.
До всех постепенно доходило, что им предлагали бросить выстраданный, трудами и кровью заработанный домашний уют и бежать неизвестно куда. В ночь, в предзимнюю тьму. Унося с собой сколько руки захватят…
– На воротах сейчас Бравлин с ребятами, – по-прежнему не глядя в глаза Волкодаву, буркнул Аптахар. – Выпустят.
– Соседи… – кашлянув, невнятным от внезапно навалившегося несчастья голосом проговорил Варох. – Кликнуть… Сполох бить… Люди помогут… Да и вы, стража…
– Мы, стража!.. – плюнув, передразнил Авдика. – Полгорода за ножички схватится, нам это надо? Волкодав задумчиво произнес:
– Если им нужен один я…
– Уж ты-то заткнись! – И Аптахар прибавил крепкое ругательство, впервые обратившись прямо к нему. – С кем венн ни поведется, одна беда от него, а прибытку – вши да блохи! Нужен ты им!.. Может, и нужен – начать чтоб было с кого! Я-то их поболе тебя знаю!.. Своего ума нет, хоть послушай, что умные люди советуют! Сказано, уносите задницы подобру-поздорову!..
Голос его сорвался. Аптахар вдруг стремительно повернулся спиной и яростно высморкался в два пальца.
Соседи у Вароха вправду были надежные. Не дали ведь пропасть, когда они с внучком остались сиротами, утратив семью. И даже когда прибыло с голубем знаменитое письмо Лучезара и по городу пополз слушок, будто пригретый мастером бродяга-венн продавал разбойникам госпожу, – уличанские не поверили. И не допустили к дому возможных обидчиков. Благодарить их усобицей? Боем с дружинными?..
Волкодав не стал спрашивать, куда смотрит кнес и почему боярин Крут не пресечет непотребства. На кнеса нынче свалилось слишком много всякого горя. Не диво, если затворился вдвоем с мехом вина и не велел близко подходить к двери. Крут?.. Почем знать седобородому витязю, если из крома вправду изник десяток-другой Лучезаровых головорезов. А то и вовсе в крепости не ночевали. Не по носам же он их там пересчитывает. Теперь, когда больше нет Лучезара, Крут, несомненно, управится с его молодцами. Но и это – дело не на один день. Пока же… Вставать силой на силу? Пожалуй.
У Волкодава больно защемило сердце, когда Ниилит начала бестолково метаться по дому, на глазах превращаясь из полной кроткого достоинства юной хозяйки в насмерть перепуганную девчонку. Она хваталась то за одно, то за другое, не понимая, что брать с собой в дорогу, чего не брать. Самым необходимым предметом ей показалась та самая ложка, покрытая блестящим металлом. Ниилит подхватила ее на кухне и не выпускала из рук.
Эврих, которому, видно, не раз приходилось откуда-то удирать, деловито сворачивал теплую одежду и одеяло. Он, оказывается, успел купить себе добротную кожаную сумку. И самым первым, что он сунул
Старый Варох трясущимися руками перекладывал в мастерской недоделанные колчаны и ножны и никак не мог сообразить, что же с ними делать. Притихший Зуйко ходил за дедом по пятам, а пес вертелся у всех под ногами и жалобно скулил.
Самому Волкодаву собирать было особенно нечего. Полупустой заплечный мешок, приехавший с ним на плоту, так и лежал еще не разобранным. Только одеться и…
– Я тебе кольчугу привез, – сказал Атталик. Волкодав чуть не заметил в ответ, что за три месяца тот стал мужчиной. Но воздержался. С мужчиной надо разговаривать и поступать так, как это достойно его мужества. И все.
Он кое-как просунул больную руку в кольчужный рукав и уже поверх брони притянул ее к телу. Кольчуга была сегванская, совсем не такая, какие ему нравились. Однако дареному коню, как известно, в зубы не смотрят. Волкодав пристегнул за спину меч и стал думать, куда же им податься, если Бравлин в самом деле выпустит их за ворота. И еще о том, кто, кроме него, сумеет совладать с его луком. Вот если бы был самострел…
Люди Атталика привели с собой двух коней. Ниилит устроилась за спиной у Тилорна, Зуйко сел к деду. Дом, родной дом непоправимо уходил в прошлое, словно пристань, покинутая кораблем.
Еще вечером Ниилит обещала сводить Волкодава в погреб, показать ему, как деревянные полочки, которые он выглаживал летом, заполнились горшками и кадочками с припасами на зиму…
Авдика пробежал по соседям, разбудил спавших и объяснил, что к чему. Сперва соседи возмущенно сулились встать на Лучезаровичей всем миром. Потом – спрятать у себя Вароха и остальных, пока все не уляжется. И наконец – присмотреть за мастерской, оставшейся без хозяина. По мере того как они осознавали, что дело иметь пришлось бы с дружинными, каждый из которых голыми руками играючи расшвырял бы десяток простых горожан с топорами и вилами, их решимость таяла, как снег у костра. Это тебе не с такими же уличанскими разбираться. Эти сожрут и косточек не оставят.
Волкодав молча слушал растрепанных полусонных мужчин и думал о том, что сам на их месте, наверное, вел бы себя иначе. Вероятно, он лег бы костьми, но злодеи сумели бы выжить достойных людей из города только через его труп. Потому что уступить злу – значит преумножить в мире неправду и еще больше отвратить от него Светлых Богов. Для чего вообще жить, если позволяешь, чтобы рядом с тобой обижали соседа?..
Всякий человек склонен с легкостью рассуждать, что бы он предпринял на месте других. Волкодав это вполне понимал. Справедливость справедливостью, только много ли за нее навоюешь, если у тебя жена, пяток детей и старенькие родители… Не говоря уже про дом и хозяйство, дедами-прадедами нажитое… Тут подумаешь, прежде чем всерьез заступаться. Да еще за чужих, в общем, людей. Представить себя в подобном положении Волкодав просто не брался. Ведя Серка в поводу, он подошел к Вароху и сказал: