Волкодав
Шрифт:
Ему кнесинка, посоветовавшись с ригом, тоже подарила женское украшение. Ожерелье из бус, синих, красных и позолоченных, отлитых в мастерской стекловара Остея. Кетарн принял награду и с торжеством потряс ею над головой, показывая односельчанам. Можно было не сомневаться, у кого на шее нынче же вечером заблестит славное ожерелье.
– А что, бан-риона! – вдруг смело сказал Кетарн, обращаясь к Елень Глуздовне. – Не пожелает ли кто из твоих людей испытать удачу, состязаясь с нами в каком-нибудь искусстве? Может, твой телохранитель соскучился, охраняя тебя от друзей?
При этом он в
– Не хочешь поразмяться, Волкодав? Он невозмутимо ответил;
– Нет, государыня, не хочу.
Кетарн смерил его взглядом, ясно говорившим: от человека, привыкшего смирно сидеть дома, пока другие дерутся, иного ответа ждать не приходится. И отошел.
– Моя сестра наняла в охранники воина, который не очень заботится о своей чести, – хмыкнул Лучезар, сидевший по левую руку старейшины.
«Зато заботится о том, чтобы я была жива и здорова», – могла бы ответить кнесинка, но не ответила. Наверное, подумал Волкодав, она тоже считала, что недостаточно отчаянный телохранитель не возвышал ее в глазах подданных. Впрочем, она и этого не произнесла вслух.
Вечером устроили пир в круглом, крытом косматой соломой доме старейшины. На глинобитном полу расстелили ковры, сшитые из нескольких волчьих шкур до того ловко, что получалось подобие одного непомерного зверя. Входя, гости и свои первым долгом приветствовали отца рига – седоголового древнего старика, давным-давно уже сложившего с себя тяжкое звание старейшины. Он был еще вполне тверд разумом, но шумное веселье быстро утомило его, и плечистые внуки под руки увели дедушку отдыхать.
Волкодав с двоими подопечными устроился за спиной кнесинки. Вельхи были горячим народом и на пирах, напробовавшись хмельного, нередко принимались соперничать. Здесь, в Ключинке, случилась один раз поножовщина, приведшая к гибели двоих молодых удальцов; с тех пор всякому, у кого еще не было женатого внука, оружие на пирах возбранялось. Волкодав и близнецы, пользуясь своей привилегией телохранителей, сидели с мечами. И они же были единственными, кто не брал в рот хмельного. Волкодав люто запретил братьям Лихим даже пиво. Не говоря уже о вине, от которого при ясной вроде бы голове почему-то отказывались ходить ноги. И о меде, от которого при надежных ногах путались мысли и заплетался язык. Сам Волкодав к выпивке был равнодушен. Близнецы вздыхали и завидовали гостям, но запрет был понятен, и они не роптали.
В начале пира вельхи почти в открытую проезжались по поводу троих вооруженных мужчин, которых бан-рионе неизвестно зачем понадобилось держать подле себя. И которые к тому же блюли совершенно неприличную, по их мнению, трезвость. Близнецы, наученные наставником, и тем более сам Волкодав на подковырки никак не отзывались. И в конце концов хозяева от них отстали, кажется, порешив считать телохранителей чем-то вроде сторожевых псов, не стоящих особого внимания.
Спасибо и на том, что кормили их, в отличие от псов, не объедками, а честной едой.
Напитки здесь по обычаю разносили женщины. Вельхи считали подношение медов немалым искусством, требующим сосредоточения
Волкодав неторопливо жевал пирожок с грибами и время от времени косился на Кетарна, сидевшего вдвоем с Ане возле стены. Он видел, как молодой воин подтолкнул локтем подругу, таинственно шепча что-то ей на ухо и кивая в его сторону. Не иначе, затевал какую-то каверзу. Ане послушно поднялась, подошла к низкому столику возле входа, сплошь заставленному ковшами и кувшинами. Выбрала один, вооружилась резным черпачком и направилась к Волкодаву и братьям.
Венн залюбовался тем, как она держала кувшин: на ладони под донышко, не давая глиняным запотевшим бокам коснуться ни тонкой льняной рубахи, щедро вышитой на груди, ни загорелой, обнаженной выше локтя руки.
– Утолите жажду, воители, – проговорила Ане по-вельхски. Сольвеннской и тем более веннской речью она не владела. И от боязни, что гости не поймут и обидятся, залилась румянцем – ярким и быстрым, каким Боги часто награждают рыжеволосых.
– Воистину наши кружки пусты, – ответил Волкодав на языке западных вельхов. – Не случится ли так, что твои руки наполнят их, кайлинь-ог?
Девушка покраснела еще жарче. Кайлинь-ог означало невеста. Она сказала:
– Об этом и бывает уговор между хозяевами и гостями.
Плавным движением она окунула в кувшин длинный, слегка изогнутый остроконечный черпачок, выточенный из цельного клыка какого-то зверя, годившегося в прадедушки всем тиграм Мономатаны.
Угощение, должно быть принято и отведано, иначе ты враг, а не друг. Волкодав подставил кружку, и в нее полился… добрый квас, пахнувший сладкими ржаными сухарями. Кетарн, надобно полагать, просил невесту совсем не о том, но она распорядилась по своему усмотрению.
Она налила квасу близнецам, и Волкодав спросил ее:
– Не доведется ли тебе посидеть рядом с нами под крышей этого дома?
От такого приглашения тоже нельзя отказываться, и Кетарн мог сколько угодно ерзать и злиться на смятой шкуре возле стены. Ане поджала ноги и села против Волкодава. Любой вельх был способен просидеть так полдня. В отличие от Лихослава и Лихобора, успевших до зуда намозолить жилистые зады.
Мало кто назвал бы Ане красавицей, но Волкодаву она очень понравилась. Круглолицая, милая, какая-то удивительно домашняя. И с этаким добрым лукавством в карих глазах, которым, похоже, еще не случалось отражать ни страдания, ни страха.
– От кого ты охраняешь бан-риону здесь, среди друзей? – спросила она. Она заметила внимательный взгляд Волкодава, без устали обегавший пирующих.
Венн подумал и ответил:
– От чужого человека, который мог бы пробраться на праздник и учинить госпоже вред, а вам обиду.
– Ты, наверное, долго жил среди вельхов, – сказала девушка. – Ты беседуешь, как один из нас.
– У меня были друзья вельхи, кайлинь-ог, – ответил Волкодав. И коснулся ладонью ее руки, державшей кувшин. – Добро тебе за подношение напитка и за то, что украсила наш пир.