«Волкодавы» Берии в Чечне. Против Абвера и абреков
Шрифт:
Уже потом, на земле, он признался мне, что был в состоянии, близком к шоковому: только что на его глазах убили человека, с которым он успел подружиться за последние пару дней (Курт впервые видел убийство так близко), засунули его в окровавленное кресло и, тыча в затылок пистолетом, заставили делать то, к чему он со своим уровнем летной подготовки был явно не готов! При виде размазанного по приборному щитку кровавого месива его чуть не стошнило, тело сводило судорогой, на лбу выступили крупные капли пота.
— Сейчас, подожди. Дай сообразить! — проговорил
Слава богу, самолет стоит на автопилоте, высота и время до посадки достаточные: есть время осмотреться и освоиться за штурвалом. Для начала Хансен оглядел приборную доску и рычаги управления, прошарил взглядом по приборам контроля работы двигателей, здесь вроде все нормально: давление масла, температура, обороты двигателей. Вообще на приборном щитке около тридцати различных приборов, глаза разбегаются, а ведь как-то придется одновременно бороться с капризами плохо управляемой машины и фиксировать взгляд на показаниях приборов. У опытного летчика это получается автоматически, к тому же обычно помогает второй пилот. Но ему стоит ли рассчитывать на помощь русского летчика?! Вон тот демонстративно сложил руки на груди и только с ненавистью косится на стоящего рядом с его креслом ротенфюрера.
— Давай, разворачивай на запад! — толкает под руку Швейффер.
Хансен с опаской снимает самолет с автопилота, берет управление в свои руки, плавно пытается лечь на другой курс.
Вот авиагоризонт, здесь не все в порядке, силуэт самолета не находится в горизонтали к линии на приборе. Куда крутить штурвал? Мысли путаются после только что пережитого смертельного страха и смотрящих в спину бандитских автоматов, а русский ас сидит рядом с каменным лицом, и только в глазах его мелькают огоньки злой иронии.
«А, буду экспериментировать! — решил Хансен. — В крайнем случае иван снова возьмет управление в свои руки, ведь он не самоубийца и не даст самолету разбиться?! А впрочем, кто поймет этих русских, они все фанатики-коммунисты».
Курт осторожно повернул штурвал вправо. Ой, нет, не попал, крен только усилился.
— Мать твою растак! Ты нас всех решил угробить! — русский перехватил управление. — И вообще, куда ты летишь?
Это было еще одно слабое место Хансена, работа навигационных приборов ему была практически не знакома. Конечно, как бортрадист он мог навигировать по пеленгам, но делать это и одновременно вести самолет абсолютно невозможно! Для себя он решил просто лететь по компасу в западном направлении.
— Надо забрать на несколько градусов правее, — говорит русский. — Ты не учитываешь боковой ветер, он сносит самолет к югу, к Черному морю.
— Предатель! Скотина! — яростно орет расслышавший его слова майор НКВД, но, получив от абрека удар по лицу, быстро замолкает.
Через некоторое время Хансен уже осваивается за штурвалом и, как ему кажется, вполне уверенно ведет машину по заданному курсу. Вот если бы еще склонившийся над пилотским креслом ротенфюрер не дышал бы прямо в затылок и не засыпал бы дурацкими приказами!
Однако
Яркие лучи прожекторов сошлись в одной точке и намертво зафиксировали в своем перекрестье наш самолет! В кабине моментально стало светлее, чем в самый яркий солнечный полдень, мы закрыли глаза от слепящих лучей руками, летчики натянули темные очки-консервы — лягушачьи глаза.
Что же теперь будет?! У русских есть возможность полностью сосредоточить огонь всех своих зениток на одиночном вражеском самолете и спокойно сбить его. Надеяться нам абсолютно не на что, самолет практически беззащитен — висит в освещенном небе, как мишень в тире.
— Ну все, приехали! — русский летчик перехватил управление и, заложив крутой вираж, приготовился к посадке.
— Шайзе! — ротенфюрер размахивается и с яростью бьет его рукояткой пистолета по голове, случайно попадает по виску; иван всем весом валится назад и тянет за собой штурвал, самолет резко задирает нос, так что у всех ком подкатывается к горлу и закладывает уши.
— Что ты наделал, ты убил его! — в ужасе вопит Курт; «Хейнкель» чуть не входит в штопор, бортрадист изо всех сил тянет штурвал и чудом выводит машину из опасного положения. По его спине стекают струйки холодного пота, лицо дергается, руки намертво вцепились в штурвал, так что костяшки пальцев аж посинели.
Ситуация у нас сейчас хуже некуда — оба опытных пилота мертвы, самолетом управляет неопытный мальчишка. По нам явно ведут огонь из всех стволов: мы отчетливо различаем следы светящихся трасс от зенитных пулеметов, изредка вблизи рвутся крупнокалиберные снаряды, и тогда машину болтает от взрывных волн. Нас явно взяли в артиллерийскую вилку.
— Я не могу маневрировать, нас просто расстреляют в воздухе, изрешетят пулями, — кричит Хансен Фрицу. — Выхода нет, надо садиться!
— Черта с два! — ротенфюрер изрыгает непереводимые проклятия на головы русских, но все же не дает соглашение на посадку! — Лети, до линии фронта остались считаные километры! Передай сигнал о помощи на немецкий аэродром! Камерады, мы все вернемся домой героями!
«Как бы не так! — думаю я про себя. — «Дома» нас наверняка ждет теплая встреча в гестапо и расстрел, как предателей».
— Хочешь вернуться в рейх героем?! — обращаюсь я к нацисту, пытаясь перекричать вой моторов. — Посмотри на вещи здраво — твоя авантюра с угоном самолета провалилась! Ты готов отправить всех нас на тот свет ради своего фанатизма!