Волков. Велесова ночь
Шрифт:
И все же победа мне явно не светила: наган остался валяться где-то наверху, а схватку без оружия я медленно, но неумолимо проигрывал. Мой противник никогда не был силен в военных хитростях или коварных планах, и сотни лет опыта так и не сделали из него искусного колдуна, виртуозного фехтовальщика или хотя бы мастера единоборств. Однако все это он с лихвой компенсировал упрямством и физической мощью – запредельной даже по меркам нам подобных.
И противопоставить ей оказалось, в общем, нечего: со всеми новообретенными возможностями я-нынешний все-таки не добирал крепости, силы мышц и веса. Самые точные и выверенные мои удары оказывались для
Но у меня было еще одно. И когда крепкий кулак в очередной раз влетел в мою многострадальную голову и из глаз посыпались искры, хищник решил, что на сегодня натерпелся достаточно. Я свалился на пол человеком, а обратно поднялся существом другого биологического вида.
Уже чуть ли не неделю мы с внутренним зверем жадно кормились энергией этого мира, и превращение началось без обычных усилий. Плечи и грудь раздались не постепенно, а сразу, рывком, заставив гимнастерку тут же затрещать отлетающими пуговицами на вороте. Ногти вытянулись, заостряясь и превращаясь в когти, а пальцы наоборот, стали чуть короче и разошлись вширь. Голова стала чуть ли не вдвое тяжелее, спина выгнулась кверху могучей холкой, и я вдруг почувствовал острое желание опуститься на четвереньки. Особенно когда сапоги на мгновение сдавили растущую лапу и тут же с жалобным хрустом лопнули.
Наверняка со стороны это смотрелось эффектно и даже пугающе. Но мой противник, конечно же, видел и не такое. Он не стал ждать, пока я изменюсь полностью, и снова ринулся в бой, выхватив из-за голенища пугающих размеров нож. Впрочем, оружия я уже почти не боялся – звериная шкура, стремительно покрывающая мое растущее тело, почти не уступала по прочности доспехам.
Однако драка еще не закончилась, и поначалу мне пришлось сражаться не только с противником, но и с собственной одеждой. Ткань сдалась почти сразу, зато кожаная портупея оказалась сделана на совесть. И упрямо стягивала ребра, пока наконец не порвалась.
– Ишь, здоровый какой вымахал, – просопел недовольный голос где-то у меня под мышкой. – Как я тебя хоронить-то буду?..
Лезвие ножа врезалось в бок, но только скользнуло по толстой шкуре. Удары рукоятью оказались больнее – даже без замаха старый товарищ лупил так, что внутренности менялись местами. Однако ни навредить мне, ни даже опрокинуть на пол уже не мог: теперь я весил чуть ли не втрое больше, да и силы набрал столько, что без труда вколотил бы самого могучего человека в этом мире в камень хоть по самую шею.
Впрочем, убийство в мои планы пока не входило. Я терпеливо выдержал еще пару болезненных тычков под ребра, а потом сам ударил в ответ. Сбил противника с ног, навалился сверху и, оставив на лбу розовые полоски от когтей, сдернул маску – то ли респиратор, то ли самую обычную тряпку, пропитанную какой-то жижей.
– Я тебе не враг! – проревел я прямо в перекошенное от злобы лицо напротив.
Нос и верхняя челюсть уже успели вытянуться, превращаясь в звериную морду, и глотка тоже изменилась, так что вместо человеческого голоса из моей груди наверняка вырвался неразборчивый вопль, но и его оказалось достаточно. Железные пальцы, комкавшие шерсть у меня на горле, дрогнули и немного ослабили хватку.
– Не дергайся, Илья! Слышишь?! – Я навалился чуть сильнее и для пущей убедительности даже щелкнул зубами. – Или я тебе голову
Глава 10
– Давно меня так не называли. Очень давно.
От неожиданности я даже вздрогнул. После стрельбы, воплей умирающей нечисти, ругани и грохота стен, которые мы только что задорно крушили телами друг друга, звук самой обычной человеческой речи вдруг показался чем-то странным. Непривычным и почти неуместным – и поэтому немного пугающим.
Тишина продлилось несколько минут. И если сердитому и помятому фельдфебелю явно не слишком-то хотелось разговаривать, то я пришел сюда именно за этим. И для меня молчание оказалось всего лишь ни к чему не обязывающей паузой, которую стоило потратить… Да хотя бы на разглядывание – больше заняться было, в общем, и нечем.
Лицо напротив изменилось. И не только оно: ни в одежде, ни даже в фигуре под ней не осталось почти ничего от плотного солидного господина, по чьей милости – в каком-то смысле – я оказался в мире по ту сторону Прорывов. Человек, которого я за последние полвека успел привыкнуть называть шефом, состарился.
Волосы на голове поседели и отросли и теперь падали на лоб грязно-серыми прядями. Скулы заострились, губы будто высохли, превратившись в блеклую узкую полоску, а в уголках глаз собрались усталые морщины. Борода, которую шеф тщательно брил примерно с середины двадцатого столетия, вернула прежнюю длину, но выцвела и истончилась, поредела.
Два года в мертвом мире не прошли бесследно. Выживание среди руин, недобрый местный климат и вездесущая радиация проникли так глубоко, что подточили даже почти неуязвимое здоровье сверхчеловека. Шеф превратился в тень себя прежнего и теперь ничуть не походил ни на былинного героя и защитника русской земли, ни на центрального персонажа картины Васнецова, ни на того, кого я знал под разными именами не одну сотню лет.
Прежним остался только взгляд. Суровый, внимательный и до сих пор поблескивающий серой булатной сталью.
– Так ты уже и есть как… не знаю, – вздохнул я. – Плохо выглядишь, Илья Иванович. Краше в гроб кладут.
– Игорь, – буркнул шеф. – Не надо мне тут этих… Ивановичей. Я уже привык – переучиваться не стану.
– Ну, значит, Игорь. – Я пожал плечами. – Приятно познакомиться… снова.
– Снова?
В чуть хриплом голосе уже не осталось злобы – только настороженное любопытство. Драку мы закончили, и теперь настало время задавать вопросы. Однако шеф пока еще не мог сообразить, какие именно, поэтому просто сидел напротив и сверлил меня глазами.
– Никак не пойму, кто же ты такой, – тихо проговорил он, прищуриваясь. – Будто из наших… А будто и нет – рожа незнакомая.
– А ты на рожу не смотри, Илья… Игорь! – тут же поправился я. – Тогда сразу и поймешь.
Разумеется, шеф никогда не встречал Володю Волкова, чье тело я унаследовал. И тот, кто сейчас сидел на камнях в чем мать родила, пытаясь соорудить из остатков разорванной трансформацией одежды хотя бы штаны, был ему нисколько не знаком.
Зато второго он наверняка видел не одну сотню раз: не знаю, сколько и чего именно удалось прихватить из прежнего мира, однако моя звериная ипостась определенно мало отличалась от той, что была прежде. И пусть в Петербурге по ту сторону Прорывов Владеющие встречаются чуть ли не на каждом шагу, оборотней среди них уж точно не так много. А тех, кто способен за считаные мгновения перекинуться в трехсоткилограммовую зубастую махину, – и того меньше.