«Волково поле»

Чигаев Александр

– Делай, что хочешь, хоть в окно запрыгни, а записку доставь до адресата. Не исполнишь, выпорю так, что надолго запомнишь, и обратно в деревню отправлю.

Другого выхода у него не было. В записке он изложил свою просьбу.

– Дорогой Иван Георгиевич. Очень прошу вас принять своих дальних родственников. Расскажите им о своих болячках и продержите у себя два часа. Мне это очень нужно. Век буду вам обязан. Жду вашего ответа, через моего посыльного. С уважением. Граф Панин.

Старик Головин, в свое время был бравым офицером и гулякой, можно было быть с ним и более откровенным, но Панин побоялся огласки этого дела.

Не молодой уже, да и должность канцлера обязывала. Предложи он Калугину в лоб, отдай, мол, дочку за меня. Тот бы повалится в ноги и силком дочку потянет под венец, а вот этого как раз Никита Иванович и не желал. Он захотел сам и открыто поговорить с Елизаветой. Его лакей долго ломился в дом Головиных, но парень он был башковитый и в деревню обратно ни как ехать не хотелось. Пусть секут сколько душе угодно, но замечательную Петербургскую жизнь он ни на что не променяет. Тут были доступны ему все радости жизни. Он бы и головой прошиб дверь, но ему открыли ее изнутри.

– Срочная депеша вашему хозяину от его сиятельства графа Панина, заорал он.

Перед ним стоял лакей, такой же древний, как и его граф. Кто такой граф Панин, он и понятия не имел, выше его хозяина для него ни кто и не существовал.

– Чего орешь, супостат ты этакий. Ты посмотри, какое время на улице. Граф ни кого не принимает.

Тут посыльный смекнул, надо слезу пустить, иначе дело не выгорит.

– Послушай дедушка милый и слезы закапали из его глаз, меня засекут до смерти, если я записку твоему барину не доставлю. Помилуй меня.

Такие слезы подействовали на старика.

– Заходи в дом. Отнесу я записку барину, чай не спит еще. Богу молится.

Действительно, старый граф не спал. Он читал какой-то древний роман и вспоминал молодость. Все, что было пятьдесят лет назад, он помнил, как Отче наш, а вот, что было вчера, он запомнить уже и не смог. Посланию он удивился, а когда прочитал и вовсе ни чего понять не мог. Калугины, Калугины, да, черт его знает, что за родственники. Удружу графу Панину, да, кто такой граф Панин, видать Никитка, Иванов сын, молоденький совсем, наверно, проказничает. Ладно, помогу, чем смогу. Ответ его был краток.

– Таких родственников не упомню, но если ты Никитка Панин, то помогу тебе, озорник ты эдакий. С твоим папенькой мы знались и хорошо гуляли.

Никита Иванович потирал руки, искусство дипломатии помогло ему в этом щекотливом мероприятии. Дальше все просто, Калугиных старших к Головину, видать старик совсем из ума выжил, голову он им заморочит, а я с Елизаветой побеседую. После завтрака и объявил Калугину.

– Вас хочет видеть граф Головин, он же вам родственником приходится, если я не ошибаюсь. Он уже больше на небе, чем на земле, может из наследства вам хочет чего оставить. Поезжайте к нему, а Лиза пусть в доме остается, чего ей у старика делать. Я тут получил старинные гравюры из Берлина, пусть посмотрит их, я хочу знать ее мнение.

Панин знал куда бить. Бедность Калугиных заставит их поехать к графу. Так все и вышло, Панин и коляску свою им одолжил. Пусть покатаются. Калугины приехали к Головину. А вот тут, чуть конфуз и не вышел. Что было ночью, тот уже забыл и наотрез отказался принять Калугиных. Его лакею стоило большого труда, что бы объяснить хозяину, что он все же приглашал к себе гостей. Час оказался полной каторгой для Калугиных, а пришлось просидеть у старика гораздо дольше. Они себя тешили мыслью

о наследстве. Все время пытались повернуть разговор в нужное русло, но так ничего и не добились, кроме постного чая. Но это не волновало Панина. Как только Калугины уехали, он тут же перешел к основному действию, боясь, что вскоре появятся родители Елизаветы. Начал он осторожно, а потом сразу перешел к делу.

– Елизавета Александровна.

Лиза поняла все сразу, когда поглядела на графа. Они оба покраснели, как и при первой их встречи.

– Я старше вас и специально остался с вами наедине. Я не хочу вас принуждать и потому говорю именно с вами, а не с вашим отцом. Не желаете ли вы составить мое счастье и выйти за меня замуж. Мне бы очень не хотелось, если вы скажете да, из-за боязни остаться старой девой или из-за моих денег. Я хочу любви и буду вас любить до своей смерти. Родителей ваших я уберегу от бедности, но денег я им не дам. Я не хочу, что бы говорили, будто я вас купил. Вот так без хитростей, как и я, вам все сказал, хочу услышать ваш ответ.

Елизавета не сразу ответила, хотя уже и знала, что ответить. При всем ее желании выйти замуж, она была очень порядочным человеком. У нее было большое сердце. Граф говорит со мною открыто и честно, и я ему отвечу честно.

– Я буду вашей женой граф. И не по тому, что я бедна и могу остаться старой девой. Вы достойный человек и я буду любить вас, пока Господь не разлучит нас. Я вам обещаю это.

Она еще хотела говорить, но Панин посмотрел ей в глаза и понял, она не лжет. Не могут такие глаза лгать. Его не проведешь, кой чего он в жизни своей поведал.

– Не надо Лизонька ни чего больше говорить. Мне все понятно. Я намного старше вас, но не слепой.

Граф поцеловал Лизе руку. Та обняла его.

– Как же долго я вас граф ждала.

Их уста сомкнулись в долгие поцелуи. А тут и Калугины расстроенные приехали. Никита Иванович отправил Лизу в ее комнату, а сам решил поговорить с ее отцом.

– Ну, что там Головин? Как его здравие?

– Здравие хорошее, а вот с головой не все в порядке. Ни как не могу взять в толк, зачем он меня к себе приглашал, и, вообще, ни как не могу понять, как он мог узнать, что я в Петербург приехал. Живет полным затворником. В доме не метено лет пятьдесят, не меньше.

– Ну, это не беда. А не выпить ли нам по рюмочке анисовой, для аппетита. У меня к вам разговор серьезный есть.

– По рюмочке-то оно можно, а вот какой серьезный разговор может быть между нами, тут я в толк не возьму. Мне трудно понять, что я в Петербурге делаю. Меня давно все забыли, как будто меня и в живых давно уж нет.

– А вы подумайте Александр Романович, может и есть причина.

Калугин напрягся. Ни каких мыслей в голове у него не было, и он непонимающе смотрел на графа. Тем временем Никита Иванович разлил в рюмки анисовую водку.

Будем здоровы Александр Романович.

И они чокнулись.

– А теперь, зачем я вас пригласил к себе. Как вы смотрите, если я попрошу у вас руки вашей дочери?

Калугин, чуть не умер с перепугу и упал в ноги к Панину, причитая.

– Так мы завсегда вашей милости даем свое полное согласие.

Дальше Панину было не интересно смотреть, как отец его невесты унижается.

– Встаньте с колен Александр Романович. Вы же дворянин, потомок великого боярского рода. Это мне безродному перед вами на колени становится надо