Волна открытий

Салбер Алена

– Где этот остров? Сколько туда плыть? – в нетерпении спросил Антон.

– Часов шесть. Если выйти сейчас, то до заката успеем.

– Глеб?.. – начал было Антон.

– Да-да, конечно, – тут же ответил Ломидзе на еще не заданный вопрос. – Мы выйдем туда сейчас же, но нам нужен штурман. Судя по рассказу, нам непросто будет найти этот остров.

– Вы можете отправиться туда с нами? – спросил Антон капитана-индонезийца.– Как только мы найдем его, живым или… – Голос Антона осекся, но он повторил: – Как только мы найдем его, мы вернемся обратно в порт и вместе сходим в полицию. Я подтвержу, что не виню вас в этой трагедии, и расскажу, как вы помогли спасти нашего друга.

Капитан согласился, Веру с Диной

срочно вызвали обратно на яхту, и вскоре все вместе они снова вышли в море.

Эти несколько часов пути стали самыми долгими в жизни Остафьева. Он стремился скорее оказаться на том острове и боялся картины, которую мог обнаружить. Чтобы скоротать мучительное ожидание и не изводить остальных, Антон занялся подготовкой спасательной операции. Носилки, средства оказания первой помощи, вода, фонари для ночных поисков, веревка – это и многое другое было уложено для переправки на остров. По спутниковому телефону Остафьев зарезервировал для Ильи место в больнице Маноквари. Зафрахтованный гидросамолет был готов вылететь для эвакуации раненого по первому его требованию.

Понимая состояние Антона, ему никто не мешал и не докучал. Лишь когда яхта подошла к скоплению необитаемых островов, о которых говорил индонезиец, участники экспедиции позволили себе проявить чувства. Они высыпали на палубу и провели там остаток пути, изредка тихо переговариваясь.

Яхта была большой, имела глубокую осадку, поэтому капитан снизил скорость и осторожно шел по незнакомому фарватеру. Со всех сторон их окружали невысокие густо заросшие утесы. Причудливые рельефы скал отражались в зеркале моря, но никто не замечал их дикой красоты. Всем не терпелось скорее добраться до цели их путешествия.

Вскоре на одном из тысяч необитаемых островов, разбросанных в здешних морях, они нашли Илью.

К радости и удивлению Остафьева, Илья был в сносной форме. Ни следа амнезии, на которую намекал покойный Роман, ни помешательства, ни каких-либо последствий контузии он в своем друге не обнаружил.

Антон готовился к худшему и собирался обыскать этот остров метр за метром. В его воображении раненый и ослабевший друг лежал где-то в зарослях мангровых деревьев и отсчитывал последние минуты своей жизни. Поэтому Остафьев очень удивился, когда обнаружил, что нарисованная им в воображении картина разительно отличается от действительного положения вещей.

Встав на якорь, капитан дал протяжный гудок, возвестив о приходе спасательной экспедиции, и почти сразу же из прибрежного кустарника на ровный песчаный пляж бодро выскочил Непомнящий. Было время отлива, и он бежал по бесконечно длинной полоске песка к воде, к лодке, которая мчалась ему навстречу.

Антон не верил своим глазам и начинал подозревать, что его друг наделен еще одним талантом – актерским. Три человека уверяли его, что Илья был при смерти, что ему оставались считаные часы. А тут вдруг такое буйство жизни!

Позже, когда яхта спасателей шла обратным курсом, Непомнящий, лежа на диване в кают-компании, рассказал, что с ним произошло. Вернее, что он помнил.

– Я очнулся в какой-то узкой клетушке, похожей на купе. Там и кровати стояли в два яруса, как в поезде. Наверное, это была каюта одного из тех бабуинов, что на нас напали, потому что, когда я что-то сказал или простонал, с верхней полки свесилась туша одного из них. Помню, дико болела и кружилась голова, тошнило, а в уши словно ваты напихали: слышу, что этот громила орет мне что-то, но как будто издалека. Он стащил меня с кровати и отвел к главному, к Роману. Тот сидел на палубе, а там солнце, жарко. Меня окончательно разморило, и я грохнулся в обморок. Прямо вот так взял – и рухнул, как кисейная барышня. Потом ничего не помню. Меня мучили кошмары, точнее, воспоминания. Последнее, что я видел перед взрывом. То, как тебя выбросило в воду, как эта же сила

бьет и обжигает меня. Антошка, понимаешь, я помнил, что ты упал в воду, а что с тобой случилось дальше, не знал. Это мучило больше всего. Потом меня, кажется, били по лицу, поливали водой, снова били. Это я плохо помню, я был почти без сознания. Снова очнулся уже на острове. Они выкинули меня на берегу, а вечером, когда стало прохладней, я очнулся и побрел вглубь суши, пока не нашел какую-то лужу с водой, наверное, дождевой. Я пил, пил, пил… Мне кажется, более вкусной воды я не пробовал никогда в жизни. Стало легче, я вернулся на берег и проспал до утра. А утром оказалось, что я на необитаемом острове. Восемьсот тридцать три шага в длину и четыреста шестьдесят в ширину. Вот и все мое королевство. Счастье еще, что в скалах по всему острову оказались выдолбленные дождем и ветром ванны. Там собиралась пресная вода, из одной такой я и пил той, первой, ночью. Есть хотелось ужасно, но ничего, кроме бананов, там не росло. Да и те висели высоко. Пришлось вспоминать историю, как обезьяна превратилась в человека, – взять в руки палку и использовать ее как первобытное орудие труда: метать в связки плодов и сбивать их себе на обед. Вообще, конечно, страшней ситуации не придумаешь. Незадолго до отъезда из Москвы я как раз об этом думал. У меня тогда Дульсинея заболела, помнишь? – спросил он Остафьева.

Для остальных он пояснил:

– Дульсинея – это моя домработница. Так вот, она заболела, а я без нее даже бутерброд не смог себе навалять, хотя холодильник ломился от всякой всячины. Я тогда был уверен, что если вдруг когда-нибудь окажусь на необитаемом острове, то не выживу. Даже если там окажутся райские кущи и прорва всякой живности, от собственной беспомощности и безалаберности я умру с голода. Оказалось, что я не совсем безнадежен. Впрочем, я, конечно, очень рад, что вы так скоро меня нашли. Я уж думал, что есть мне те бананы до конца моих дней.

– Как ты себя чувствуешь? Что-нибудь болит? – спросил Антон Александрович.

– Слабость мучает, и голова иногда кружится. Но жить буду, это определенно, – заверил Непомнящий, широко улыбаясь.

– У тебя, возможно, сотрясение мозга. Ведь эти сволочи тебя били, – предположил Остафьев.

– Ничего, ничего. Скоро мы доберемся до Вериной посудины и покажем нашего раненого судовому врачу, – успокоила Дина шефа. – У нее там классный специалист по всем болезням. Да, Вер? Какой-то чудо-доктор, который из любви к путешествиям ходит с ней во все экспедиции.

Вера кивнула, подтверждая.

– Если хочешь, можешь остаться у меня на судне, – предложила она Илье. – У меня ведь не только врач, у меня специальная больничная каюта, оборудованная операционная и вообще все, что необходимо в таких случаях. А когда подлечишься, сможешь наконец посмотреть, как мы там живем и работаем.

Илья неожиданно резво приподнялся на диване и заявил, обращаясь к Остафьеву:

– Так, лечиться я собираюсь на Верином корабле! – Затем он продолжил самым вежливым тоном, на какой только был способен: – Я очень благодарен вам, Глеб, за мое спасение, за то, что помогли нам всем в трудную минуту, но, – тут он снова сменил интонацию и обратился к Антону, – но любому другому врачу я не дам к себе даже прикоснуться! Лечиться я буду только там!

– Ладно, ладно, не буянь. Теперь уже можно. Теперь нам опасаться больше нечего, – ответил ему друг.

– Вот так-то! – торжествующе подытожил Илья. – Кстати, есть еще одна причина, по которой мне нужно попасть в лабораторию, – добавил он.

– Зачем? – удивился Антон.

– Затем, что я нашел формулу! – объявил ученый. – На острове делать было нечего. И пока я не спал и не добывал себе пропитание, я лежал и думал. Думал, думал и придумал. Я уверен, это именно то, что я искал. Нужно, конечно, проверить, но, скорее всего, ошибки нет.