Волны памяти

Я открываю глаза и вижу синюю бездну… Она пугает и манит. Затягивает в чернеющую глубину, похожую на летнее ночное небо — даже пузырьки воздуха, порождаемые движением моих рук, светятся, как звезды. Если смотреть с этой стороны, то передо мной не бездна, а Вселенная…

Внезапно всё внутри сковывает необъяснимым спазмом, который парализует сознание. И также внезапно приходит осознание того, что я не могу дышать. Даже маленький вдох сделать не получается. В панике отчаянно машу руками, но кроме пузырьков воздуха, которые вырываются из меня и исчезают в темноте, со мной ничего не происходит. Страх смерти, которая, словно

рыба, раскрыла надо мной свою пасть, накатывает так сильно, что вот-вот проглотит меня раньше того, как я задохнусь в этой пучине.

Но в этот момент невидимая сильная рука толкает меня вверх. Бездна расступается, я стремительно поднимаюсь к свету. С трепетом жду тот миг, когда смогу вынырнуть на поверхность. Вокруг меня уже совсем светло, яркие лучи вспышками пробиваются со всех сторон, глазам становится больно и хочется зажмуриться. До меня уже доносятся звукиоттуда— с поверхности воды. Кажется, что вот-вот я достигну желанной цели.

Рывок… и я просыпаюсь.

Это пробуждение совсем не похоже на ожидаемое мной выныривание из воды. Никаких лучей солнца, а только светящие в лицо лампы, вместо чаек, парящих над морем, куча людей в белых халатах и масках, нависших надо мной.

Они суетятся, что-то говорят на непонятном языке, и это очень меня пугает. Пытаюсь вспомнить, что со мной случилось, но в голове черная дыра, похожая на ту бездну, из которой я мечтала выбраться во сне.

— Мадам, не волновайтесь, с вам всьо будьет хорощо, — на ломаном русском говорит мне один из врачей, который снял медицинскую маску, и становится понятно, что передо мной азиат. Получается, я не в России?

Хочу спросить, где я и что со мной произошло, но во рту пластмассовая трубка, которая мешает дышать и вызывает рвотный рефлекс. Хочу откинуть её, но обнаруживаю себя привязанной к кровати.

Мои попытки мычать и выпутываться остаются без внимания. Хотелось заплакать от бессилия, но слёз будто не было в организме, только страх и пустота…

Спустя около получаса с меня всё-таки сняли злополучную кислородную маску, отцепили какие-то проводки, но руки так и не освободили, и куда-то повезли. Везли, по моим ощущениям очень долго, меня даже укачало, и я начала отключаться, но вдруг услышала четкую русскую речь и тут же проснулась.

— Элен, ну наконец-то! Как ты всех напугала! — кричал женский голос где-то справа, метрах в десяти от меня.

Я повернулась посмотреть, на говорящую и на саму Элен, которая её чем-то напугала, но увидела только одну девушку неопределенного возраста, которая смотрела… на меня и стремительно приближалась.

— Я не Элен, — прочему-то первое, что захотелось ей сказать.

— А кто же? — настороженно и уже намного тише произнесла она.

В это время моя кровать остановилась перед пластиковой дверью, с которой возились двое медбратьев, которые сопровождали меня в поездке по больнице.

— Так кто же ты? — повторила свой вопрос девушка, похожая на куклу. Нет, не на Барби. На какую-то другую, название которой я не могла вспомнить. У девушки всё было огромным: огромные губы, которые при разговоре хлопали одна о другую и казалось создавали дополнительный шум; ресницы были настолько густые и изогнутые, что в этот изгиб можно было бы положить малыша сказочной Дюймовочки и укачивать его. Правда, учитывая, как часто она моргала, малышу бы не понравился такой аттракцион. Но самым отталкивающим в этой особе были ногти. Даже правильнее было бы сказать — когти. Они, словно продолжение длинных тонких пальцев, создавали ощущение. что передо мной не женщина, а спрут с огромным количеством щупальцев.

Меня

завезли в палату. Девушка осталась в коридоре, так и не получив моего ответа. Медбратья переложили меня с кушетки на обычную постель, и в этот миг вдруг стало так удобно, тепло и спокойно, что я погрузилась в сон.

Не знаю, сколько я находилась в царстве морфея, но проснулась от того, что в палату вошли какие-то люди — двое мужчин и девушка — и тут же начали меня радостно приветствовать и поздравлять. Они говорили на русском, но смысл их слов был мне не понятен.

Громче и эмоциональнее всех был мужчина лет пятидесяти. Он был среднего роста, с начинавшейся проседью и уже хорошо заметным животиком, но несмотря на это одет был, как заправский модник: в рваные джинсы, зауженные книзу, футболку оверсайз с принтом в виде каких-то черепов и графити. Выглядело это глупо и несуразно. Он первым кинулся ко мне и полез целовать меня в щеки. Влажные пухлые губы мерзко холодили кожу, и я уворачивалась, как могла.

— Не надо, пожалуйста, — только и смогла пропищать, чтобы остановить его лобызания, которые сместились уже к моим рукам.

— Элен, мы так волновались, — подключается еще одна девушка примерно одного возраста с той, что пристала ко мне в коридоре. — Мэри такая расстроенная там сидит, — она показывает рукой куда-то за спину, — говорит, ты не захотела с ней разговаривать.

— Вы кто? — задаю вопрос, как только мне предоставляют такую возможность. — И почему я должна с вами разговаривать?

В палате повисает тишина. Девушка и престарелый модник тревожно переглядываются, а третий мужчина, с виду лет сорока, на которого будто никто и не обращал внимания всё это время, говорит:

— Доктор же сказал, что у неё амнезия, что вы пристали к человеку?

Амнезия… Это же потеря памяти?

Я пытаюсь понять, прав ли этот человек, и копаюсь в своей голове, чтобы вспомнить… А что вспомнить? Мыслей не было никаких.

— Элен, — снова позвала меня девушка.

— Я не Элен, — снова повторила я на автомате то, что единственное казалось мне важным.

— Ты не помнишь даже своего имени? — поразилась девушка.

И тут до меня начало доходить. Я ведь не могу ничего ей возразить, потому что… не помню своего имени! Отсутствие мыслей и воспоминаний — это же и есть амнезия.

Я закрываю глаза, пытаясь осознать, что происходит.

Я потеряла память. Нет, это глупая фраза! Она не передаёт смысла. Я потеряла воспоминания. Близких людей.

Я потеряла себя…

Идеально белые стены и такой же потолок. Белый шкаф в углу, белый стол и два стула. Обстановка палаты будто специально подобрана под человека с потерей памяти — чистый лист внутри и снаружи: пиши, что хочешь. Прошлого нет.

Пытаюсь найти хоть какой-нибудь изъян, за что-то зацепиться взглядом, но вокруг меня только чистота и сияние.

«Вечное сияние чистого разума». К чему мне это вспомнилось? Что это вообще означает? Это лежало где-то в моей голове и вот внезапно всплыло. Может, так всплывут и другие воспоминания?

Сегодня я не смогла узнать никого из приходивших людей. Они рассказали, что меня зовут Елена, но я ненавижу это имя, поэтому называть меня можно только Элен и никак иначе.

Мне это очень странно. Внутренне у меня нет отторжения от имени Елена. А вот Элен звучит чужеродно — всякий раз, когда меня так называли, мне хотелось произнести одну и ту же фразу, что я не Элен. Может, у меня были какие-то причины не любить это имя? На этот вопрос мне пока никто не дал ответа.