Волны словно кенгуру
Шрифт:
Этот сложил на груди руки, как бравый ковбой, и, расхаживая по каюте с видом ценителя, рассматривал книги в шкафах: много!
Первый уже что-то рассказывал капитану, манипулировал картами и качался над столом, как воздушный шар на верёвочке.
Он не столько объяснял, сколько радовался тому, как здорово у него всё получается. Щёки его раскраснелись. Он вскидывал руки, будто дирижировал себе, и казалось, вот-вот начнет присвистывать от радости: "Хорошо живёт на свете Винни-Пух".
Капитан только кивал
Наконец он всё выложил, всё вспомнил, энергично поклонился, махнул рукой: "Гуд бай!" - и, повернувшись на каблуках, выкатился за дверь.
Его место у стола мгновенно занял другой молодой человек.
Он выложил десяток каких-то проспектов, на которых были изображены разные флаконы, и заговорил нараспев так громко, словно выступал перед всей Америкой. Из кармана он достал два настоящих пузырька и попросил меня протянуть руки. Но я отшутился: "Зачем?"
Тогда молодой человек, пройдясь по каюте, плеснул из одного флакона себе на руку машинного масла, пританцовывая и мурлыча, растёр его так, что руки стали чёрными, и сделал страшные глаза: посмотрите, какая жуть!
Потом он запел ещё веселей, побрызгал на ладони из второго флакона и побежал в ванную.
Через минуту он вернулся: руки блестели! И молодой ковбой затрубил так, будто стоял не в каюте, а на площади:
– Приобретайте все моющие средства только в нашей фирме!
Мы засмеялись, а молодой человек стал листать проспекты:
– Какие моющие средства вам угодны? Эти? Эти? Эти? Пётр Константинович прошёлся по каюте и сказал:
– Мы покупали у вас в прошлый рейс. Да и продаёте вы очень дорого. Дороже других.
Парень на секунду стушевался, покраснел. Но тут же воскликнул:
– О'кей, капитан! Гуд дэй, капитан! Я к вам зайду в следующий раз.
– И застучал каблуками по трапу. К следующему пароходу.
– Ну и артисты!
– рассмеялся я.
Пётр Константинович посмотрел парню вслед и сказал:
– Долго ему ещё бегать и долго петь. А что поделаешь? Это ведь только начало его карьеры. Надо уговаривать покупателей. Не уговоришь расстанешься с местом.Беги, уговаривай, убеждай! Весели потребителя, демонстрируй продукцию лучшей фирмы моющих средств! В Америке нужно быть ве сёлым.
ТОСТ МИСТЕРА РОБЕРТА
Как-то жарким утром мы с Яшей убирали палубу и наблюдали за работой американских грузчиков. Работали они чётко, ладно.
И белые, и чёрные.
И тоже приглядывались к нам.
На причале раздался крик. К трапу подкатил миниатюрный автофургон, и вверх по ступенькам, скрипя протезом, заковылял наш шипшандлер, поставщик продовольствия, могучий мексиканец Джулиано. Лицо у него было оранжевым и пористым, как апельсины, лежащие в фургоне.
Он кричал, наверное, на трёх языках
Я отнёс огурцы и лук, когда по трапу лёгким шагом побежал подтянутый, хоть и с брюшком, высокий американец. Правой рукой он словно бы опирался на невидимую трость, а левой приподнимал пробковый шлем. Я часто видел его с Виктором Санычем - оба они отвечали за груз - и посторонился.
Капитан на палубе поздоровался с ним и окликнул меня:
– Ящик на место и мигом сюда! Мистер Роберт обещает показать порт. Только подпишем в конторе бумаги.
Я торопился. Ещё бы! Смотри всё, что можно! Сегодня в Лос-Анджелесе, а завтра уже в океане!
Но только спустился на причал, вздохнул:
– Опять машина?
– Америка!
– с улыбкой ответил капитан.
– Они сами на всё смотрят из окна машины.
Я забрался на заднее сиденье.
Мы заглянули на несколько минут в контору. И только выехали за ворота, мистер Роберт направил машину к стаду старых автомобилей!
"Ну, начинается, - подумал я.
– Джордж № 2".
Но мистер Роберт проскочил мимо ограды.
Мы осмотрели "Куин-Мери".
Я сфотографировал лучшие пароходы порта, пальмы, залив, и мы уже въезжали на мост, как вдруг меня прямо подбросило.
Среди пальм струился ручей и стояла хижина из пальмовых стволов и листьев.
– Вигвам! Настоящий!
– крикнул я.
– Посмотрим? Мистер Роберт усмехнулся: "Йес", но тут дверь вигвама
раздвинулась, за нею показались столики со скатёрками, а через ручей запрыгали по камням двое коротышек - в шлемах, с фотоаппаратами через плечо. "Туристы", - понял я. А мистер Роберт показал на них:
– Индейцы! Быстроногие олени! Правда?
И я засмеялся.
Мы летели среди пальм и холмов, мимо аттракционов и пляжей и лишь иногда вдруг вклинивались в поток машин.
Машин было множество. Они старались обойти друг друга, пластались по воздуху, как борзые. Их хозяева из-за стёкол посматривали на соседей с чувством превосходства, и машины, казалось, задирая металлические носы, тоже бросали друг на друга заносчивые взгляды:
"Мы самые дорогие!"
"Мы самой лучшей породы!"
Наша машина была не из лучших. Но мистера Роберта это не волновало. Он легко держал на руле крепкую руку. Просторная дорога так и вырывалась из-под колёс. Вдали, как лёгкие язычки пламени, голубели калифорнийские горы, и Пётр Константинович вдруг хлопнул рукой по колену:
– Вот дорога! Красота! И не подумаешь, что здесь стреляют в президентов, а где-нибудь там, - он кивнул в окно, - начиняют страшные бомбы. Калифорния! Солнце, пальмы, океан!
Мистер Роберт затормозил, и мы вышли из машины.