Волны словно кенгуру
Шрифт:
– Так я сначала в Америку!
Я стал объяснять свои планы, но Шубенко выглянул в окно и сказал рулевому:
– Пожалуйста, право помалу!
Я начал было снова, да кто-то окликнул его:
– Товарищ капитан!
Такое дело - отход! Не поговоришь.
Я вышел на мостик. В лицо ударил ветер и горстью сыпанула морось. Морская, пахучая, будто огуречный сок.
Из тьмы к нам приближалось освещённое судно - в порт входил какой-то теплоход. Видимо, издалека: люди - ночью-то!
–
Я тоже посмотрел на берег. Далеко-далеко оставалась уже тонкая цепочка городских огней, всё уменьшалось голубое неоновое пятнышко - морской вокзал, и на самом верху крайней сопки качался, будто прощался, последний фонарь. Тут и у меня сердце защемило: когда-то я теперь вернусь! . .
На баке командовал боцман, команда быстро сворачивала тросы.
Вот гуднул катер и отвалил в сторону. Вот за бортом проплыл маяк, послал нам луч напоследок.
"Чаленко" приподнялся, как пловец перед рывком. Совсем свежо напружинился ветер, могуче занесла нас волна.
И опять, как несколько лет назад, я почувствовал: вот она, палуба, под ногами; вокруг гудит ветер, а впереди - океан. Японское море.
ЖИВ ШУБЕНКО!
Пока мы выходили из залива, я поглядывал на капитана и думал: "Да, переменился Шубенко. Этот уже пачангу не спляшет и прыгать через десять ступенек не станет".
Но вот утром захлопали на судне двери, запахло мылом, зубным порошком.
Схватил я ведро, тряпку и стал протирать в каюте палубу, как вдруг промчался мимо меня Бойс - с тапкой в зубах. Урчит, головой мотает. А за ним Шубенко! Смуглый, как когда-то на Кубе. Кричит:
– Дог-гоню р-разбойника!
– А сам смеётся: - Дочкин подарок внимания требует, веселье любит!
Тут и мне веселей стало: это уже похоже на прежнего Шубенко. А что на мостике держится солидно, так что ж... Всё правильно: капитан!
"КОНИЧИВА!"
Шли мы быстро.
Сначала штормило. На палубу то и дело шипя накатывалась вода, и Бойс, сидя на капитанском стуле у окна, сердито рычал на каждую приближающуюся волну.
– Так её, так!
– весело приговаривал Шубенко.
А как-то в полдень потрепал Бойса по загривку и похвалил:
– Ну, молодец, пёс! Море успокоил!
Море стало ясным, зелёным. За бортом прозрачными парашютами заиграли медузы, потом, распустив щупальца, прошла какая-то большая, коричневая - из южных вод.
Кто-то вдруг крикнул:
– Ты смотри! Вот идут! Хоть беги по ним, как по мосткам!
Это за бортом широкими лбами вспарывали воду дельфины. Один наверное, вожак - шёл впереди. И, отталкиваясь от упругой синей воды, как гимнасты на батуте, за ним прыгали остальные.
– Хороши!
– сказал Шубенко.
Вожак
На палубе собралась вся команда.
Выбежал старпом проверить, не разгулялись ли где брёвна, остановился.
Вышла дневальная вытряхнуть скатерть, да так у борта и замерла.
Натирал матросик у мачты стальные тросы тиром, чтоб не ржавели, оглянулся; руки-то продолжают работать, скользят по тросу вверх-вниз, а сам смотрит.
Такое уж дело - дельфины!
– Молодцы! Прямо к Японии тянут!
– определил Шу-бенко.
Вечером сели мы в кают-компании ужинать. Кто-то спохватился:
– Братцы, во Владивостоке-то сейчас футбольный матч! "Луч" играет! Вот бы посмотреть по телеку. Да не достанет, наверное...
Я подошёл к телевизору, повернул выключатель - по экрану побежали быстрые полосы, затем отпечатались вдруг белые, острые знаки, иероглифы, появилось женское лицо. Женщина улыбнулась и сказала:
– Коничива!
Капитан кивнул ей в ответ: "Здравствуйте!" - и повернулся ко мне:
– Ну, вот тебе и Япония!
ПОПРАВКИ В ГЕОГРАФИИ
Я старался рассмотреть японский берег в бинокль. И неожиданно увидел впереди какое-то странное волнение воды.
Прямо поперёк моря текла зелёная широкая река. Волны ее поднимались, приплясывали и друг за дружкой напористо шли к северу.
Я протянул бинокль штурману. Он скользнул по горизонту взглядом и сказал:
– Так это же Куросиво, тёплое течение.
Странно! Сколько раз бывал здесь, а Куросиво, про которое отвечал ещё в школе на уроке, увидел впервые!
Я скомкал лист бумаги, бросил вниз, и он, покачиваясь, быстро побежал в сторону от нас. По знаменитому тёплому течению.
Между тем впереди на острове забелел уютный маячок, потянулись навстречу старые рыбацкие шхунки. На рубках у них чернели иероглифы. На бечёвках, как флажки, трепыхались сушёные каракатицы.
Вокруг запахло рыбой, брезентом и резиной от рыбацких сапог.
Шубенко вышел покурить, посмотрел на берег и покачал головой:
– Ну японцы. Опять меняют географию! Снова вноси поправку в лоции.
Я сначала не понял, а присмотрелся к берегу и не стал спрашивать почему. И так видно.
Стоит у берега земснаряд. Всасывает насосом песок с морского дна и намывает к острову. К старому берегу молодой, ещё весь жёлтенький, прирастает. Бьёт в насыпь волна, набрасывается на песок, старается утащить обратно. Но берег растёт, теснит море.
Ходят по новой земле тяжёлые катки, трамбуют её, укатывают. Кричат рабочие в жёлтых касках, работают изо всех сил лопатами.
Скоро они поставят причал, поднимут новые маяки и выйдут встречать корабли!