Вольные города

Крупняков Аркадий Степанович

— С Казанью надо что-то делать, князья и воеводы. Мало то­го, что Алихан окраины наши терзает, так появился еще и чере­мисский князь Алгазый со стороны Камы. То и гляди, повоюют на­ши рубежные уделы. Пришел к нам из Казани мурза Урак и жа­луется он на Алихана. Говори, мурза!

— Мы недаром отпустили к тебе малолетнего Аминя,— сказал Урак,— покойный хан Ибрагим ему наследником казанского тро­на велел быть. Мы так думали: если Алихан будет плох, то мы по­зовем Аминя. Теперь не только вам, но и нам, коренным казанцам, от Алихана жизни нет. Недавно позвал он всех знатных к себе на пир, а потом велел перерезать,

как баранов. Хорошо, мы успели из города уйти, но семьи наши в руках его остались. Настала самая пора ханом Аминя сделать, теперь он возрос, он законным власти­телем Казани станет, нам и вам доброхотство будет.

Спустя неделю повели князья свои рати на Казань. Впереди воеводы Василько да Ивашка со своими тысячами на судах, ло­шадей берегом повел Магмет-Аминь. Остальные рати пошли пеш­ком.

Встретил их Алихан, как всегда, на реке Свияге, но бой длил­ся недолго. Ивашкина да Василькова тысячи побились с татарами сутки без передыху, утром с правой стороны подоспели конники Магмет-Аминя. Еще день шло сражение, а ночью Алихан ушел в город и заперся там, потому как узнал, что вот-вот основные вой­ска русские подойдут.

Князья Ряполовский и Оболенский обложили Казань со всех четырех сторон, Данила Холмский ударил на Алгазыя, смял его передние сотни и погнал в сторону Камы. Князь Ярославский сто­ял в запасе, на случай штурма. Алихан в одни ворота выскочит, ему Оболенский даст по зубам, в другие ворота вылазка — там ра- ти Семена Ряполовского. Да и Данила Холмский с Камы возвра­тился. Алгазый ушел в степи, боя не приняв.

Три месяца стояли русские рати у стен Казани накрепко. Вое­воды слали гонцов к великому князю — пора-де город приступом брать, пора победный конец походу делать. А Иван Васильевич спешить не велит. Зачем людей в приступе губить, если, не торо­пясь, можно осадой хана заморить — сам, придет время, из города выползет.

Так оно и случилось. 9 июля открылись ворота Казани, мурзы вывели Алихана с женами, отдали его в руки князя Холмского, за­просили мира.

Суд великокняжеский в Москве был скор: Алихана, его жен всех сослать в Вологду, Суртайшу и братьев — еще дальше, на Белозеро, в дикий городишко Карголом. Крамольных мурз и эми­ров по усмотрению нового хана Магмет-Аминя — казнить. Вот тут уж Аминь потешил душу: сыскал всех противников отца, ма­тери и своих — сек головы, вешал, душил.

Казань склонила голову, притихла. Пришло спокойствие на русские рубежи.

Через год в Вологде Алихан умер. Говорят, не столько от бо­лезней, сколько от обиды и злости. Не успели опального хана по­хоронить— великому князю от Аминя грамота. Просит молодой казанский царь позволения взять в жены вдову Алихана—Гюльнэ. Иван Васильевич отвечает отказом. Он знает: появись Гюльнэ на троне — спокою в Казани не будет. Магмет-Аминь снова грамоту:

«Великому князю Ивану Васильевичу всея Руси, брату моему, Магмет-Аминь челом бьет. Ты бы злобу на вдову Алихана снял, в мои руки бы ее доверил, и оттого я, с ногайским ханом породнив­шись, тебе буду служить спокойно. А так с ногайской землей Ка­зани миру не быть».

Великий князь снова отказал, но потом сдался — канючил Аминь целый год, гонцам покою не давал.

Десять лет Москва и Казань жили мирно. Иван Васильевич спокойно вершил свои дела.

Но недаром не лежало его сердце к браку Аминя и Гюльнэ. Злоба к Москве*

притушенная страхом и ссылкой, снова разгоре­лась в душе своенравной Гюльнэ, и стала она точить Аминя день и ночь — на князя Ивана натравливать.

Хвори совсем доконали великого князя. Он почти не вставал, плохо ел и пил, жаловался на ломоту в ногах. Около него часто си­живал старший сын Василий, которому, как было уже известно, передается великокняжеское место. Остальные сыновья, Юрий,

Дмитрий, Семен и Андрей, на отца были в обиде и к больному почти не подходили. И то надо сказать—Василию Ивановичу отец в завещании отделил 66 городов самых знатных, таких, как Москва, Новгород, Псков, Тверь, Владимир, да волостей княже­ских, вплоть до мордовских и вятских земель, а остальным сынам дал всего 29 городов самых худых. Иван жаловался старшему сыну:

— Обиду и зло на меня несут, а того не понимают, дробить го­сударство Московское — значит погубить его. Дай я всем поров­ну, снова междоусобицы начнутся, и растрясут княжество, яко ста­рый веник.

Особенно тяжко перенес велик-ий князь весть об измене Маг- мет-Аминя. Да что там перенес — именно это известие и уложило Ивана в гроб. Перед смертью он наказал Василию:

— Я вскормил, вспоил его, от матери Нурсалтан я все лиха отвел, брата его, Абдылку, грудным младенцем из рук злодейских вырвал, воспитал, в Крыму пристроил, а как он мне отплатил за все это? Мне уж за неверность наказать его не доведется — сие те­бе завещаю. С весны шли рати в Казань, злодея с трона долой, посади на его место Абдылку. Нече ему всуе в Крыму сидеть.

27 октября Иван Васильевич умер на 67-м году жизни и на 44-м году княжения. Он на два года только пережил жену свою Софью.

Державу великокняжескую принял Василий Иванович Третий.

ГОСУДАРЬ ВСЕЯ РУСИ

Ольге, видно, так на роду написано — жить одной. Муж ее те­перь тысяцкий воевода, постоянно в походах. То на Литву, то на Казань, то на Вятку. Брат снова уехал в Крым, в Кафу. После ту­рецкой войны междуцарствие там кончилось, султан снова отдал трон Менгли-Гирею, договор с Москвой подтвердил и снова стал привечать в Кафе русских купцов. Дом Чуриловский подновили, живут там и Семка, и Гришка — торговлю ведут. Вырос и Васят- к.і, его гоже Ольга видит редко. Взят статный и красивый парень ко княжескому двору, должность у него немалая — великокняже­ский постельничий. Присмотрел там боярскую дочку, жениться ду­мает. Дом в Сурожике пришлось продать. Земли те отдал великий князь какому-то ордынскому царевичу (их много ныне на Москве развелось), и житья там не стало.

Ивашка у князя в чести, он, как и Василько, водит в походы тысячную рать при князе Даниле Холмском. Андрюшка Литейный /тор оставил, служит тоже в рати, при пушечном наряде. И тоже, как водится, дома почти не живет. Встретятся в доме Василька, попьют пива или браги, вспомнят крымское житье, в гусли поиграюг, песни попоют, а больше их Ольга и не видит.

С Микеней беда приключилась. Послали его артель ломать ка­мень под Гарусу Работать заставляли много, а платили мало. Ар­тель взбунтовалась, бросила работу. Послали туда для наведения порядка боярина, а Микеня тому боярину разбил рыло в кровь, стражникам тоже бока наломали — пришлось всей артелью в леса уходить, на вольное, разбойничье житье.