Вольные повести и рассказы
Шрифт:
– Во, попал! Вы все здесь тронутые, и я с вами тронусь. Ты думаешь, я поверю? Если бы шеф так сказал, он бы вытурил тебя из дому, или, в крайнем случае, зная меня, снабдил тебя документиком. Письменным! Вот так! – Он переоделся, взял в руку свой компьютер и хотел идти, но теперь не знал, зачем и в какую сторону.
– Представь себе. Свеженький мандатик. Он так и сказал: «Любан к тебе не притронется пальцем. Возьми удостоверение!» Вот оно. Сегодняшним числом. Он сказал: «У Любана наполовину кровь, а наполовину навозный продукт целомудрия». Хо-хоо… На, читай! Продукт… – она подала ему «корочку» читательского билета
– А что это такое – дисквалификация сомнений? – спросил он, хотя прекрасно всё понял.
– Ну, Люб, мне ли тебе объяснять. Я и то понимаю. Дисквалификация – это лишение квалификации. Если у тебя есть сомнение, ты лиши его квалификации и его не будет… Я правильно понимаю? Хо-хоо… Так что, Любан, начинай из меня человека делать, но имей в виду, что все твои слова будут известны шефу.
– Каким образом?
– Я должна буду перед ним отчитаться. Это была его оговорка…
А сам уже, лицемер, владел её талией. А та, поэзия, обвивалась лозочкой вокруг его рук.
– Или шеф думает, что человека делают сексуально? Неразборчивым сексом?
Алла гладила грудь Любана и говорила:
– Но сначала, как другу, я покажу наконец, нечто что сводит с ума меня, шефа и его дочь, Аллочку.
Алла подвела его к шкафам биллиардного зала. Дверцы купейные, покрытые зеркалами. Алла двинула первую дверцу. Обнаружились соты-ящички, просто ящики и гарнитур медпрепаратов. Обращали внимание большие коробки. Много коробок.
– Вот этот! Чёрный… – Он потянул его сам, ящик был самый большой. Он был тяжёлый. Здесь рядками в строгом складском порядке хранились мешочки, подписанные на латыни. Они были сложены мешок на мешке, как на мельнице, или как заграждение от пуль и осколков снарядов на боевых позициях…
– Что это? – спросил он, почуявши тайну.
– Это наркотики, – грустно сказала Алла.
– Не понял?! – кажется, он воскликнул.
– Это наркотики из тайника моего отца, – пояснила Алла. Он уже понял. Густая бледность покрыла его лицо. Он всегда бледнел, когда испытывал потрясения. Он ожидал, что когда-нибудь он обалдеет по-настоящему. Минута настала. Он обалдел по-настоящему. Он попятился от купе. Достигнув задом бильярдного стола, он оперся на него и тупо смотрел на Аллу. Та между тем не медлила. Она сноровисто откупорила какой-то пузырек и сунула его под нос Любану. Острый запах нашатыря пронзил голову. Алла деловито убрала нашатырный спирт на место. Она говорила:
– Не пугайся, мой Любан! Это моё наследство от папы. И это ещё не всё. Только не падай в обморок, осмотри всё спокойно. Как ты не знал? Ты уже столько живёшь в своей квартире, нами тебе подаренной…
Нашатырь способствовал четкому осознанию открытия. Злодеи! Сволочи! Ну, змея! Они его подвели под тюрьму! Квартира на нём, номера статей обеспечены: хранение, распространение, сбыт, торговля. Это не жалкие порошки в карманах мелких торговцев! И то, там сколько шума и страха. Вот он, шеф! Змей так змей! Ну, ловкач. Он решил поставить его на колени. Или «сиди», или бери Аллочку замуж!
– Но Алла! Как вы могли? Ты же обещала быть моим
– Хороший ты мой! Люб! Не спеши меня убивать. Осмотри шкафы, ты должен был сделать это сразу. Ты ещё не то увидишь… – лопотала его синеглазая синим же голосом.
– Не шарил. Не моё, не совал носа. Но чувствовал запах ружейного масла. Сегодня хотел посмотреть. И видишь, как. Сама мне всё показала. Да что там «показала», он уже сам раздвигал, выдвигал, открывал. В ящиках, в новеньких кобурах боевые и газовые пистолеты разных систем. Патроны к ним в пачках. Масленки с маслом и щёлочью. Ружприборы. Даже аккуратная ветошь для чистки. Но это цветочки. В отсеках других шкафов, в чехлах были аккуратно сложены, как дрова, автоматы Калашникова и УЗИ, а также ручные противотанковые гранатометы. Патроны к ним и гранаты составлены в цинковых и деревянных ящиках.
Он рванулся к другим шкафам и начал выдёргивать выдвижные ящики. Там были ручные гранаты, мины, запалы, пульты дистанционного управления, тротиловые шашки, пластиды…
Мама родная – арсенал! Тут они его повязали. Он преступник! Весь преступный ассортимент – оружие и наркотики – у него в квартире. И не заявишь. Убьют. Вывод – влачи волю шефа… И эта с ним. Шефа любовница. И его тоже… Почему у него не лопнуло сердце!
– Это не то, за что Женя сидел. Это оружие моего отца. Тоже моё наследство, я несу ответственность за отца. Ты не при чём. Я тебе напишу расписку, что оружие и наркотики – это моё. Не беспокойся! Женя планирует избавиться.
– Давно бы избавились. Если вы хотите избавиться, то следует один раз. – Он уже поверил этой чудной секретарше. – Я бы завтра управился…
– Шеф будет рад. Тебе по силам. Освободи нас…
– Напиши мне приказ! Ты это в силах.
Через минуту Алла подала бумагу. Он прочёл: «Совершенно секретно. Только для ШЕФа. Распоряжение секретаря. Повелеваю Дубинину Любану утопить арсенал и наркотики завтра же! Для обеспечения мероприятия будут выписаны нужные пропуска и фургон. Алла!»
– Хаа! Ну, театр! – он сунул «распоряжение» в лузу, а сам сел за столик. Он кому-то звонил. Он звонил братьям, чтобы завтра утром прибыли к нему на грузовике.
– Вот так-то, Алла!.. Я сам буду руководить. Машина братьев для сопровождения сантехнического фургона. В степи перегрузим… Всё показала или ещё что есть?
– Ещё два ящика… – Она раскрыла дверцы ещё одного шкафа. Там были красивые деревянные шкатулы-сейфики без замков, для ручного пользования. Алла быстро раскрыла некоторые и отступила. Рука её потянулась к нашатырной склянке. Она ожидала очередного побледнения своего кумира. Она знала его негативное отношение к сомнительным деньгам. Но кумир не побледнел, он расхохотался.
– И сколько тут? – спросил он. – Это и есть ваш миллиард?
– Ну, Любан! Это наши карманные деньги. Здесь нет даже двух миллионов. Видишь, один сейф початый. Мы берём, когда надо. И ты бери, сколько надо… Или мы их тоже в сантехнику?…
– Ха-а! Ну, ты щедра! Это оставим в моей квартире. Я вам буду выдавать теперь на мороженое, ну, в кино…
– Любан, гениально! У нас хватает без этого. Это мои деньги. Я имею право их разбазарить. Только одного не могу – сдать их государству. Сразу ведь украдут, правда?… – мыслила Алла так же, как поступала – разумно. Точно так же мыслил и он.