Вольный каменщик
Шрифт:
«Совесть не позволила нам остаться зрителями в такой страшный момент народного бедствия (…). Одно жалко, что мы не продержались дольше и не смогли спасти хоть тысячу, хоть сотню лишнюю людей от смерти и людоедства (…). И история, если она беспристрастна, многое простит большевикам, а этого не простит» [12] .
Два с половиной месяца провел Осоргин во внутренней тюрьме Лубянки, затем его, совершенно больного, отправили в ссылку в Царевококшайск, но доехать туда он не смог, разрешили остаться в Казани. Надолго остались в памяти впечатления казанской зимы 1921–1922 гг.: аресты, голод, нищие, умирающие дети.
12
Осоргин Мих, Тем же морем/Современные записки. 1922. № 13.
Весной 1922 г.
«Я чувствовал себя дома на берегах Камы и Волги, в Москве, в поездках по нашей огромной стране, в местах работы, ссылках, даже в тюрьмах; вне России никогда не ощущал себя дома» [13] , — писал Осоргин в итоговой книге «времена». М. А. Алланов вспоминал не раз повторенные слова Осоргина, что добровольно он Россию никогда бы не покинул. Думал ли он о возвращении? Да, постоянно. В первые годы надеялся на перемены в России, мечтал печататься на родине, размышлял о «духовном возвращении», о «духовном слиянии» [14] , о единстве русской литературы. Со временем поддерживать связи с Москвой делалось все труднее его статьи о советской литературе, столь частые в двадцатые годы, публиковались все реже, оценки становились все суровее. В 1935 г. был сделан вывод:
13
Осоргин Мих. времена. Париж, 1955. С 185.
14
Осоргин Мих. Требуется ланцет/Последние новости. 1925. № 1691. 28 октября.
«Книги появляются, литературы нет, есть только рассуждения о её призрачном расцвете» [15] .
В 1937 г. Осоргин лишился советского гражданства и паспорта, который так долго сохранял. В советском консульстве ему поставили на вид, что он «не в линии советской политики» [16] . Последние пять лет Осоргин жил без всякого паспорта. «Эмигрантом он не был, — писала вдова писателя Т. А. Бакунина-Осоргина, — не примыкал ни с левому, ни тем более к правому эмигрантским течениям и считал для себя невозможным моральный отрыв от своей страны. Умом ясно понимая, что возвращение в Россию для него по политическим причинам невозможно, сердцем до самого последнего времени стремился к своему народу и своей природе» [17] .
15
Последние новости. 1935. № 5418. 23 января.
16
Минувшее. Исторический альманах. Вып. 6. Париж, 1988.
17
Cahiers du Monde Russe Sovietique. Vol. XXV (2–3). April — Septembre. 1984. Paris.
С осени 1923 г. Осоргин обосновался в Париже. Он много работал, печатался в газетах и журналах Берлина, Парижа, Праги, Варшавы, Нью-Йорка, Шанхая, Стокгольма, Риги. В одних парижских «Последних новостях» он опубликовал более тысячи рассказов, статей, фельётонов. Писатель В. С. Яновский вспоминал, что многие русские, оказавшись в эмиграции, считали для себя лестным получить «субсидию». «Впрочем, все знали, — продолжал он, — что Осоргин и Алданов никогда ни от каких „обществ“ или частных жертвователей субсидий не получали и не желали получать» [18] . Давалось это не легко, Осоргин не раз жаловался Горькому, что «право работать „для души“ приходится покупать месяцами работы „для дела“, „губительной для всякого, кто мечтает раскопать в себе художника“» [19] .
18
Яновский B. C. Поля Елисейские. Книга памяти. Нью-Йорк, 1983.
19
Письма Осоргина от 18 января 1929 г. и 26 октября 1924 г. — Архив М. Горького, Москва.
Осоргин был уже немолодым человеком, когда пришёл к нему настоящий литературный успех. Первый его роман «Сивцев Вражек», посвящённый судьбе русской
В представляемую читателям книгу вошли рассказы из последнего сборника Осоргина «По поводу белой коробочки» (1947). Он был подготовлен к печати автором, но издан уже после его смерти. В сборник вошли рассказы тридцатых годов, основанные главным образом на парижских впечатлениях, проникнутые любовью и вниманием к человеку, но грустные и несколько «усталые».
Осоргин жил то в старом квартале левобережного Парижа, на улице, где соседствовали тюрьма, дом для умалишённых и родильный приют, то в местечке Сен-Женевьев де Буа, ставшем теперь знаменитым из-за расположенного там русского кладбища. Получив в Америке премию за роман «Сивцев Вражек», он приобрел кусочек земли и построил небольшой дом. Т. А. Бакунина-Осоргина вспоминала:
«Своими руками обработанная земля, выращенные из черенков розы, акация, развившаяся из тоненького стебелька в громадное дерево, — все это создавало свой особый мир, позволяло уходить от тягостей жизни в природу, заполняло пустоту и безнадёжность, которая с годами чувствовалась все сильнее» [20] .
Но и эта с трудом налаженная жизнь была вновь разрушена. Началась война. После оккупации фашистами Франции Осоргину грозил арест, была разгромлена и опечатана его квартира, похищены библиотека и архив, и снова, как в молодости, он вынужден был бежать. Осоргины обосновались в нейтральной зоне Франции, в городке Шабри. Здесь прошли два последних года жизни писателя, были созданы две публицистические книги «В тихом местечке Франции» (1946) и «Письма о незначительном» (1952), составленные из корреспонденции, которые он с риском для себя посылал друзьям в Америку, продолжалась работа над мемуарной книгой «времена» (1955). Осоргин умер 27 октября 1942 г., похоронен в Шабри.
20
Cahiers du Monde Russe Sovietique. Vol. XXV (2–3). April — Septembre. 1984. Paris.
Осоргин был красивым, умным, талантливым человеком, и все же, вспоминая о нем, мемуаристы прежде всего говорят о его нравственных качествах: «порядочный», «один из немногих джентльменов в Париже», «воспитанная душа», «последний рыцарь духовного ордена русской интеллигенции». Что ж, он прошел через многие испытания, и немало было в его жизни случаев для закалки характера, для воспитания души. С полным правом он мог сказать о себе:
«Вспоминая свои тюрьмы, ссылки, высылки, допросы, суды, всю историю издевательств, каким можно подвергнуть человека мысли независимой, в сущности, довольно ленивого и не заслуживающего такого внимания, — я не думаю, чтобы погрешил слабостью или сдачей, или проявил малодушие, или пытался скрыть свои взгляды и смягчить участь сделкой с совестью. Этого не было» [21] .
21
Осоргин Мих. времена. Париж, 1955. С. 137.
Благодаря любезной помощи вдовы писателя Т. А. Бакуниной-Осоргиной, читателям этой книги впервые предоставляется возможность познакомиться с неизвестной страницей биографии Осоргина, связанной с масонством. Источником сведений в ней станут не легенды и домыслы, а достоверные архивные материалы — прежде всего речи самого Михаила Андреевича, а также неопубликованные, хранящиеся в Париже воспоминания известного промышленника, историка и мецената П. А. Бурышкина, который имел возможность в течение нескольких лет наблюдать за деятельностью Осоргина в масонской мастерской.
Осоргин был посвящён в масонство в 1914 г. в ложе Venu Settembre союза Великой ложи Италии. С российским дореволюционным политическим масонством он не был связан.
Ситуация в русском масонстве в послеоктябрьские годы была сложной, разрозненные собрания проводили в Советской России члены теософских, антропософских и мартинистских лож, но центром русского масонства, как ив 1815 г., а затем и в 1905-м, стал Париж. На берегах Сены наибольшим влиянием пользовались два масонских союза: Великого Востока Франции и Великой национальной ложи Шотландского устава. И хотя ложи, работавшие по Шотландскому уставу, численно преобладали, однако большая часть демократически настроенных вольных каменщиков объединилась вокруг Великого Востока.