Волонтер

Астахов Павел Алексеевич

Теперь тряслись не только его руки, но и все тело, словно по нему шел ток.

– Сначала на меня вышли люди этого бандита Ремезова. Он хозяин какого-то частного медцентра. Так, мелочь пузатая. Я их даже не стал слушать. Что-то там проблеяли про высокие проценты за сотрудничество в плане поступления как доноров, так и реципиентов-толстосумов, то есть клиентов. Потом приехал сам Ремезов. Приглашал в кабак, посидеть и обсудить все в спокойной обстановке. Говорил, что от меня ничего не будет требоваться. Я должен был просто закрывать глаза на все происходящее и следить, чтобы хирурги не задавали слишком много вопросов. Я послал его по известному

адресу. Он пообещал мне проблемы. Жаль, что я не обратил внимания на его слова. Ведь мне казалось, что на моей стороне закон и справедливость!

– Станислав Давидович, извините меня, но вы как дитя малое, – не выдержал Артем. – Закон, конечно, на вашей стороне, но не все хотят жить в соответствии с ним. Одни мирятся с этим положением вещей, а другие – нет.

– Сейчас это уже не играет никакой роли, – сказал Кноспе и махнул рукой. – Через несколько дней кто-то в подъезде до полусмерти избил мою жену. Розыск негодяев ничего не дал, дело закрыли. Я вынужден был объяснить ей, что мне угрожали, она предложила идти в полицию. Пока я решал, как быть и какие силы подключать, жена – а она молодая, не чета мне – нашла себе другого, и мы стали чужими. Потом избили меня. Я отправился в полицию, но заявление мое потерялось, и мне пришлось еще несколько раз обращаться в прокуратуру. Тем временем жена уехала насовсем, мы развелись. Потом меня сбила машина, и я сделался инвалидом. Когда пришел в себя в палате, следователь сообщил мне, что после аварии у меня в кармане был обнаружен пакетик с наркотическим средством. Дурость, скажете вы. Зачем старому профессору таскать с собой наркотики? Объяснение нашлось. Мол, недавно от нас уволилась одна наркозависимая сотрудница, к которой я якобы испытывал чувства. Она, дескать, подтвердила эту версию. – Станислав Давидович прикрыл глаза, как если бы эти неприятные воспоминания прокручивались перед ним словно подзабытый фильм. – Дело с наркотиками потихоньку замяли. Всем и так было ясно, что я не смогу больше работать. Я стал инвалидом. Теперь единственное мое утешение – спиртное и телевизор.

– Каким образом ваше место заняла Амирова? – поинтересовался Павлов.

– Я не знаю, – сказал старик, и адвокат сразу понял, что тот не лжет.

– Я очень хочу верить, что она не пошла на поводу у бандитов. Ее просто обманули и теперь используют втемную. Наза ни о чем не догадывается.

– Думаю, здесь вы ошибаетесь, – возразил Артем. – Да, вам неприятно это слышать. Но руководитель, который занимает подобную должность и якобы не знает, что творится в его вотчине, либо непрофессионал, либо прекрасно обо всем осведомлен. Я больше склоняюсь ко второй версии. Как это ни прискорбно для вас звучит. Другой вопрос, делает ли она это добровольно, или на нее идет давление.

– Может, так оно и есть, – глядя в одну точку, прошептал Кноспе, рука которого снова потянулась к груди.

– Станислав Давидович, я, безусловно, понимаю, что это не мое дело, но завязывали бы вы с выпивкой, – глядя на профессора, посоветовал Павлов. – Алкоголь еще никогда не способствовал решению проблем. Не сочтите меня за проповедника, но мир, окружающий вас, не настолько мрачен, чтобы запереть себя в четырех стенах, растворить в бутылке.

Кноспе уныло качнул седой головой – возражать ему было нечего.

– Вы же долгое время преподавали в институте. У вас хорошая память. Вы можете снова читать лекции, коляска этому не помеха, – сказал Павлов.

– Это хорошая мысль. Но ты мне не ответил,

что собираешься делать с Назой, – настойчиво проговорил бывший профессор.

– Если проверка покажет, что в ее действиях содержатся признаки преступления, то она будет отвечать по закону. От меня тут уже ничего не зависит.

Павлову не без труда удалось выдержать пронзительный взгляд старика.

– Проверка, – чуть ли не по слогам проговорил Кноспе, как будто никогда ранее не слышал этого слова.

Его дыхание вновь участилось.

– Конечно, проверка!.. Давно пора. – Он закряхтел, растирая морщинистую кожу на запястье.

– Вы говорили, что у Амировой проблемы с сыном.

– Это самая больная тема. Парню пятнадцать лет. Некоторое время назад ему была сделана операция. Наза не знала подробностей этого хирургического вмешательства.

– Что это была за операция?

– Сергею трансплантировали сердце, – с трудом ответил старик и добавил уже тише: – Только Наза не имела ни малейшего представления о том, кто являлся донором. Если бы она была в курсе, то эта операция не состоялась бы. Но история, как говорится, не терпит сослагательных наклонений. Сережа жив. Только…

– Что «только»? – резко спросил Артем.

Кноспе неожиданно стал растекаться по своей коляске.

– Павлов! – прохрипел он. – Только я один знаю это. Если я умру, ты обязан будешь сказать ей. Она должна знать!..

– Я вызову «Скорую», – сказал Артем.

– Нет, послушай, у меня в гостиной на шкафу синяя папка на кнопках. Толстая такая. Возьми ее, там документы. Если что, отдай их Назе, расскажи ей, как я любил ее. Там найдешь завещание и еще…

Адвокат бросился к профессору, не дал ему упасть. Лицо Станислава Давидовича из бледного становилось багровым, глаза выпучились.

– Павлов!.. – Он захрипел, продолжая сползать на пол.

Костлявые руки старика тянулись к горлу, словно в его глотке что-то застряло, перекрыло доступ кислорода.

Артем мгновенно выхватил сотовый.

– «Скорая помощь», говорите, – прозвучал усталый женский голос.

Отчитался

Виктор Анатольевич нежился в бассейне при собственной сауне, когда в дверь постучался охранник и сообщил, что к нему посетитель.

– Кто там еще? – недовольно пророкотал Коробов.

– Господин Ремезов. Говорит, вы его ждете.

– Ладно, пусть заходит. – Коробов ругнулся про себя.

Повод, по которому ему пришлось договариваться о личной встрече с Михаилом, был неприятным. Но по телефону вопросы подобного рода не обсуждаются. Это слишком рискованно. Пусть даже классные специалисты постоянно проводят скрупулезные проверки системы связи, но осторожность еще никогда никому не повредила.

В помещение, нагретое теплым воздухом, просунулась голова Ремезова.

– Можно?

Виктор Анатольевич с легким презрением поглядел на своего подчиненного. Невысокий, но жилистый, с подстриженными под каре волосами, в очках и неброской одежде, он был похож на студента-переростка, эдакого ботаника. Но колючий взгляд глубоко посаженных глаз и тонкие бескровные губы говорили об обратном. При взгляде на него в голове у Коробова зачастую возникал образ громадной крысы, высунувшейся из канализационного коллектора, голодной и беспощадной.

Ремезов растянул губы в принужденной улыбке, которая вызывала у Коробова единственное желание – как можно быстрее выставить его обратно за дверь.