Волонтеры Челкеля
Шрифт:
– В полдень, двадцатого, «Мономах» взлетел… – Косухин помолчал, словно вновь увидев желтую степь и медленно уходящую в небо ракету. – Полигон был взорван… Вот и все, граждане…
Это, конечно не было «все», но о том, что случилось после, Степа говорить не собирался.
В комнате воцарилось молчание. Похоже, у присутствующих было о чем поразмышлять.
– Благодарю вас, Степан Иванович, – наконец проговорил хозяин дома. – Насколько я понимаю это все, что вы имеете право нам рассказать.
– Да, – спокойно подтвердил Степа. – Правильно
– Значит, потом вы добрались до Индии, – заметил Богораз. – По дороге познакомились с господином Валюженичем…
Степа лишь пожал плечами. Рассказывать о Тэде значило начать разговор о Шекар-Гомпе.
– Да, – раздумчиво молвил Александр Михайлович. – Остается восхититься вашим мужеством, Степан Иванович. Увы, большевики это тоже оценят…
– Что вы имеете в виду? – удивилась Берг.
– Да то, что господина Косухина поставят к стенке! – недобро усмехнулся Богораз.
– Однако, – тонкие брови Барятинского поползли вверх. – Ну и нравы в большевистском, пардон, кубле!
Косухин хранил молчание, хотя был вынужден признать, что Богораз-старший близок к истине. Ведь кроме Челкеля за ним еще числился Шекар-Гомп…
– Господа, прошу внимания! – короткая фраза чернобородого мгновенно восстановила тишину. – К этому мы, возможно, вернемся. А сейчас не будет ли угодно господину Косухину ответить на вопросы? У меня они уже есть, причем целых два.
– У меня их сто, – решительно заявила Наташа. – Косухин, мне вас заранее жалко!..
Степа отвечал больше двух часов. Вернее, пытался – больше всего присутствующих интересовали мудреные технические подробности. Тут уж было не до гладкости речи. Косухин заикался на каждом слове, сбивался, а кое-что пытался показать на пальцах. Но это никого не смущало. Берг что-то строчила в блокноте, Барятинский одобрительно кивал и время от времени подсказывал – причем всегда удачно. Степа и сам удивлялся, как многое успел запомнить. Впрочем, кое-что его ставило в тупик, например, вопросы о погоде на эфирном полигоне, о температуре в кабине «Мономаха» и о том, какого цвета был летный скафандр брата. Наташу особо интересовало, что делала она сама, но тут помочь было нечем – в рубку управления Косухин даже не успел заглянуть.
– Пожалуй, хватит, господа! – подвел итог Александр Михайлович. – Степан Иванович, мы вам очень благодарны. Если не возражаете, то я резервирую еще одну встречу с вами. А пока сделаем перерыв. Прошу всех в гостиную – отобедаем!..
Обедали, естественно, на белой скатерти, со служанкой в накрахмаленной наколке и с полным буржуйским набором блюд. Спиртного, правда, не было. Косухин понял: люди собирались работать.
После обеда чернобородый отозвал его в сторону.
– Степан Иванович, сейчас у нас будет разговор о Берге. Мне бы хотелось, чтоб вы присутствовали, но в этом случае вам придется дать слово. От вашего молчания может зависеть жизнь многих людей…
Степа хотел уйти, но вспомнил о брате.
– Понял, –
«Честное слово» не было произнесено, но Александр Михайлович спокойно кивнул, показывая, что вопрос решен. Вначале Степа подумал об интеллигентском легковерии, но потом сообразил, что его собеседник хорошо понимает людей. И вновь странное сходство – неведомо с кем – поразило Косухина…
На этот раз докладывал Богораз. Нового Степа ничего не узнал, зато его самого попросили кое-что добавить по поводу ночного происшествия.
– Я уже говорила! – Наташа, не дослушав до конца, нервно развела руками. – Это какая-то ерунда! Бриарей – простая игрушка. Дядя мне подробно объяснял устройство – он немногим сложнее музыкальной шкатулки, обычный образец средневековой механики…
– «Артефакт», – вспомнил Степа словечко Тэда. Ничего себе, музыкальная шкатулка!
– Все это не важно, – Александр Михайлович поднял руку. – Важно другое…
– Да, – поддержал Барятинский. – Главное, что Берг – предатель…
– Князь! – Наташа протестующе вздернула подбородок. – Я… я просила бы…
– Извините, сударыня, – в легкомысленном голосе Барятинского прорезался холодный металл. – Он скрыл от всех правду о «Мономахе». Он пытался ликвидировать господина Косухина – единственного свидетеля, он уничтожил лабораторию… Не решусь утверждать, но ваша болезнь, Наталья Федоровна, тоже крайне подозрительна…
– Нет… – Наташин голос оборвался. – Дядя занимался «Мономахом» больше двадцати лет! Он отдал проекту всю жизнь! Это какое-то недоразумение, его обманули…
Никто не возразил, но было ясно, что остальные смотрят на поведение Карла Берга иначе. Степе не хотелось лезть в это дело, но он все же не удержался.
– Наталья Федоровна… Наташа… У вашего дяди есть перстень… серебряный. Какой он?
Берг равнодушно пожала плечами:
– Помню. Очень красивый перстень. Дядя купил его незадолго до моего возвращения. Перстень большой, массивный, на печатке два маленьких алмаза и изображение головы Горгоны…
– А не змейки? – вырвалось у Косухина.
– Нет, я точно помню. Стилизованная голова Горгоны, по-моему, работа прошлого века…
…Ниточка оборвалась. Перстень был другой. Но тревога не проходила: издалека он был неотличим от того, что носил Арцеулов…
– Не будем спешить, – резюмировал Александр Михайлович. – Мы все знаем заслуги господина Берга. Будем надеяться… Да , будем все же надеяться, что это какое-то страшное недоразумение. Впрочем, у нас будет время поговорить об этом. Как и о том, как связаться с Тускулой. Верю, что Николай Иванович и Семен Аскольдович живы, и мы еще увидимся с ними…
Косухин и сам не хотел верить в смерть брата. Мало ли чего велел передать ему предатель-Берг? Не таков Николай, чтобы пропасть зазря! Но стало ясно – надежды очень мало. Брат, если он и жив, находится где-то в невообразимой дали, и даже эти люди, знающие и умеющие, казалось, все на свете, не могут помочь…